Я поняла, что зашла в тупик и что мне нужно поговорить с членами ее семьи. Я частично отследила те сведения, которые изложил мне в разговоре ее внук, нашла информацию о поездке маленькой Габриэль в Париж. Я снова написала письмо ее внуку и попросила о встрече. Однако мужчина болел, чувствовал себя плохо, и его сын вызвался мне помочь.
Я встретилась с мужчиной и его сыном и продолжила наш разговор на том месте, где он прервался. Я показала им медицинские документы Габриэль тех времен, когда она лечилась в Париже. Мне было приятно рассказать им что-то новое о жизни их родственницы. Внук Габриэль устал и оставил меня наедине со своим сыном, который терпеливо слушал, иногда задавая уточняющие вопросы. Я зачитала несколько цитат из писем Ван Гога и озвучила ему другую найденную мной информацию, и тут мужчина произнес: «Значит, Рашель – моя прабабушка…»
Воскресенье 8 января 1888 года выдалось в провансальской деревне солнечным и морозным. В тот день семья Габриэль собралась на обед в деревенском доме, который французы называют словом mas. Они отмечали рождение младшего брата Габриэль, который появился на свет за несколько дней до этого. В то воскресенье был праздник Богоявления, на который в Провансе едят gateau des rois – пирог с запеченным в него бобом, традиционное французское кушанье, подаваемое в этот праздник. В тот день вокруг их дома бродила соседская собака, на которую никто не обращал внимания. Неожиданно собака бросилась на Габриэль и укусила ее в левую руку13. Из раны обильно полилась кровь. Укус собаки представляет не только большую опасность потому, что рана могла загноиться (а во времена, когда не было антибиотиков, это было частым явлением), а еще и потому, что у собаки может быть бешенство. Если собака действительно была больна бешенством, то укушенный человек умирал в течение трех суток после укуса. За три года до этого Луи Пастер сделал первую успешную прививку от бешенства, о чем писала пресса, в том числе и арльская14.
Родители Габриэль поняли, что нельзя терять времени. Они попросили пастуха пристрелить собаку и вызвали местного ветеринара Мишеля Арно15. Ветеринар произвел вскрытие и констатировал, что у собаки бешенство. Чтобы убить инфекцию и стерилизовать рану, ее прижгли каленым железом16. Прижигание раны увеличивало шансы девушки на выживание, но не являлось стопроцентной гарантией. Надо было торопиться. Доктор отправил в Париж телеграмму, и Габриэль вместе с матерью в тот же вечер отправились в Париж, чтобы девочку осмотрели в Институте Пастера.
Одетые в традиционные платья арлезианок, Габриэль с матерью прибыли в Париж в 17.40 на следующий день17. На следующее утро, во вторник, 10 января 1888 года, около И часов они пришли в операционную Пастера, расположенную в Высшей нормальной школе на улице Ульм, в которой Пастер был директором по научным исследованиям18. Согласно данным медицинской карты девушки, с 10 по 27 января 1888 года она получила двадцать доз вакцины, изготовленной из живого вируса бешенства19. В документах значится, что девушка не приходила в Институт 23 января. В один из вечеров во время пребывания в Париже мать повела Габриэль в театр Chatelet на спектакль «Михаил Строгов»
[15] по одноименному роману Жюля Верна, который закончился в 23.45. Габриэль попала в театр первый раз в жизни. Вполне возможно, что они ходили в театр 22 января, чем может объясняться то, что девушка не пришла в Институт на следующий день, 23-го.
Спектакль произвел на провинциалку Габриэль огромное впечатление. Потом она описывала своему внуку декорации и появление «настоящих лошадей и зеркал», которые создавали эффект целой армии20. Последнюю прививку девушке сделали 27 января 1888 года, после чего она в тот же день вернулась в Арль. Больше Габриэль никогда не ездила в Париж. Семья потратила много денег на ее лечение, и после возвращения домой она начала работать уборщицей, чтобы помочь родным вернуть потраченные деньги и иметь средства на личные расходы21. Вполне вероятно, что Габриэль нашла работу на Бу дАрль через своих двоюродных братьев и сестер, которые жили в районе этой улицы.
Постепенно жизнь Рашель становилась мне все яснее и понятнее. До замужества она по ночам работала горничной в борделях, а утром убирала помещения в разных торговых точках вокруг площади Ламартин. Винсент, вполне возможно, часто сталкивался с ней на улице. Но, как мы понимаем, это еще не повод подарить девушке свое ухо.
Ответ на этот вопрос надо искать в том, что художник сказал Рашель 23 декабря. Практически во всех вариантах пересказа этого вечера художник что-то говорил девушке. Если верить Гогену, то Винсент тогда произнес: «Вот, держите… на память обо мне». Я никак не могла понять, что это значит и что именно имел в виду Винсент. Сказанные тогда Винсентом слова перефразировали журналисты, и, хотя вариантов фразы было много, смысл оставался один – береги для меня эту вещь. Например, в местной газете Le Forum Républicain писали, что Винсент сказал: «Возьми это и береги», а в Le Petit Provençal: «Возьми, это тебе пригодится»22. Получается, что Винсент передавал девушке то, что считал очень ценным. Но почему этим «ценным подарком» оказалась часть его собственного тела? И почему он решил подарить часть себя именно ей?
После укуса бешеной собаки и прижигания раны каленым железом на руке Габриэль остался шрам, заметный даже под традиционным арлезианским платьем. Девушка была в Париже в январе 1888 года, и я подумала: не мог ли Ван Гог случайно встретиться с ней во французской столице незадолго до того, как уехал в Арль? Через три недели после возвращения девушки художник появился в ее родном городе. В Париже одетая в традиционное провансальское платье Габриэль выделялась из толпы. Однако Институт Пастера находится южнее Сены, близко от Люксембургского сада, а Винсент жил к северу от реки. Бесспорно, было бы очень романтично, если бы они встретились в Париже, но все же это маловероятно. Тем не менее сам Ван Гог два раза упоминал Институт Пастера в своих письмах. В июле 1888 года он написал следующую загадочную фразу: «Конечно, эти женщины гораздо более опасны… чем укушенные бешеными собаками граждане, живущие в Институте Пастера»23.
Скорее всего, объяснение того, почему Ван Гог подарил девушке ухо, надо искать в состоянии глубокой религиозности, в котором художник находился непосредственно перед событиями 23 декабря. Гоген писал Эмилю Бернару: «[Винсент] цитирует Библию и читает проповеди в самых неподходящих местах и самым злым людям. Мой дорогой друг начал верить в то, что он – Христос, настоящий Господь». Возможно, что тут Гоген перегнул палку, но, в принципе, вполне можно предположить, что Винсент в своем экзальтированном состоянии отдал девушке часть своего здорового тела для того, чтобы заменить и излечить пораженную часть ее собственного. В тот вечер Винсент произнес слова, похожие на те, которые Христос произнес во время Тайной Вечери: «Сие есть тело мое… Это совершайте в память обо мне».
Габриэль действительно была вечером 23 декабря в доме терпимости № 1, но она не работала проституткой. Она мыла бокалы и меняла простыни. Я пыталась представить себе, как той дождливой ночью бедную девушку испугал Ван Гог своим страшным подарком. Нет ничего удивительного в том, что она потеряла сознание. Ван Гог с большой симпатией и добротой относился к слабым, униженным и оскорбленным. Его сердце наверняка тронул вид слабой девушки, которой приходилось так много и тяжело работать за гроши. Его тронул вид ее покалеченной руки. Габриэль принадлежала к тому типу женщин, которые привлекали Ван Гога. Она была раненым ангелом, которого он, как ему казалось, может спасти.
