(Второй) Мужчина от 28 до 30 лет, высокий и худой, чисто выбритый, из одежды желтовато-коричневый плащ (по-видимому, непромокаемый), темные брюки, твидовая кепка последнего фасона, предположительно темная, и коричневые ботинки…
В тот день руководитель отдела уголовных расследований Орд поместил описание разыскиваемых мужчин в вечерние газеты, и вскоре уже Глазго полнился слухами. «Известие о подлом преступлении, так дерзко совершенном в самом сердце города, повергло в трепет жителей Глазго и всей Шотландии, — напишет позже шотландский журналист Уильям Пайк. — Шумиха по поводу убийства и похищения бриллиантовой броши поднялась такая, что грозила охватить большую часть цивилизованного мира».
Вечером 25 декабря 1908 года торговец велосипедами по имени Аллан Маклин явился в полицейское управление. Он заявил, что известный ему человек — иностранец и еврей — пытался продать залоговую квитанцию на бриллиантовую брошь в виде полумесяца. По словам торговца, того человека звали Оскар.
Глава 2. Таинственный мистер Андерсон
Маклин никогда не бывал в доме у Оскара, но знал, где тот живет. Вечером 25 декабря он привел детектива полиции Глазго Уильяма Пауэлла к дому 69 по улице Святого Георга, что в нескольких кварталах к югу от Западной Принцевой улицы. При опросе жителей Пауэлл выяснил, что человек из квартиры на верхнем этаже, который звался Андерсоном и, по слухам, был дантистом, соответствовал описанию, данному Маклином. Пауэлл доложил о новых фактах руководителю уголовного отдела Орду и в половине двенадцатого ночи был вновь отправлен к указанному дому в сопровождении двоих полицейских с приказом арестовать Андерсона в случае необходимости.
Детективы поднялись на верхний этаж и позвонили в дверь. Им открыла горничная — немка Катрин Шмальц, которая сказала, что хозяина нет дома: он и «мадам» отдыхают в Монте-Карло. Нет, с именем Оскар здесь никто не проживает.
Детективы обыскали квартиру в попытке найти залоговую квитанцию, однако вместо этого обнаружили нечто не менее губительное: в спальне они заметили кусок оберточной бумаги от свежеоткрытой посылки: «Андерсон» отправлял свои карманные часы в Лондон для ремонта, мастер их починил и отослал обратно. На обертке было написано: «Оскару Слейтеру, эсквайру, для передачи А. Андерсону, эсквайру, ул. Святого Георга, 69».
Обертка сохранилась в коллекции Государственного архива Шотландии в Эдинбурге, я держала ее в руках. Она весит едва ли унцию, однако весомость этой унции мятой бумаги с адресом, надписанным изящным каллиграфическим почерком начала ХХ века, была такова, что Оскара Слейтера преследовали, допрашивали, приговорили и едва не повесили.
Впервые с момента убийства мисс Гилкрист у полиции появилось полное имя человека, который отдавал в заклад бриллиантовую брошь. Полицейские не сомневались, что Слейтер и Андерсон — одно лицо, и эта догадка оказалась верной. От соседей они узнали, что Андерсон и его спутница в тот вечер ушли сразу после восьми часов и направились на железнодорожный вокзал. В глазах полиции это походило на бегство, что только усиливало подозрение в виновности Слейтера, и Орд разослал из главного управления приказ следить за всеми поездами, отправляющимися на юг. Так поиски убийцы мисс Гилкрист, прежде неопределенные, начали сосредоточиваться на Слейтере.
Затем полиция принялась искать лавку ростовщика, где Слейтер заложил брошь, и навела справки в местных игорных клубах, где тот часто бывал, — «в малопристойных клубах, посещавшихся малопристойными личностями», как охарактеризовал их Питер Хант. От приятеля Слейтера по имени Хью Камерон, клерка из букмекерской конторы, удалось узнать, что Оскар заложил некую бриллиантовую брошь в ломбарде Лиддела на улице Сокихолл в центре Глазго. Как позже заявит полиция, Камерон при этом указал, что Слейтер не дантист: он от случая к случаю перепродает драгоценности и — что еще предосудительнее — занимается сутенерством.
Утром 26 декабря детективы привели Ламби в лавку к Лидделу для опознания броши. «Не та», — мгновенно сказала Ламби. У мисс Гилкрист на броши был один ряд бриллиантов, у Слейтера — три. Ростовщик сказал, что Слейтер оставил ему брошь 18 ноября, более чем за месяц до убийства, и с тех пор брошь не покидала ломбард.
Такой поворот событий должен был стать истинным «фиаско», как назвал это Конан Дойль, для попыток сделать Слейтера подозреваемым. «Самый фундамент, на котором зиждилось дело, уже исчез, — писал он. — Начальное звено того, что ранее казалось очевидной цепью, внезапно лопнуло… Исходное подозрение, павшее на Слейтера, было основано на том факте, что он заложил бриллиантовую брошь в виде полумесяца… Она оказалась не той, что пропала из комнаты убитой дамы, Слейтер владел брошью не первый год и уже неоднократно ее закладывал. Это было продемонстрировано так, что ни придраться, ни оспорить. После такого полиция, по сути, оказалась в отчаянном положении: если Слейтер и вправду виновен, то это значило бы, что полиция преследовала истинного виновника по чистой случайности».
Однако преследование не остановилось, поскольку полицейским не терпелось объявить кого-либо преступником, и Слейтер — игрок, иностранец, еврей, предположительно сутенер — безупречно подходил на такую роль. «Беда… всех полицейских расследований, — отмечал Конан Дойль с язвительной чеканностью, достойной Холмса, — состоит в том, что едва полицейские остановятся на кандидатуре, которую сочтут пригодной, как ими сразу же овладевает неохота рассматривать любые версии, способные привести к другим выводам». Именно это и произошло в тот момент, когда полиция Глазго сосредоточила внимание на Слейтере.
Оскар Слейтер, один из четверых детей пекаря Адольфа Лешцинера и его жены Паулины (которую также называли Паула), родился 8 января 1872 года в силезском городке Оппельне, входившем тогда в состав кайзеровской Германии, и при рождении получил имя Оскар Йозеф Лешцинер. У него были брат Георг и две сестры: Амалия, известная как Мальхен, и Евфимия, которую называли Феми. Оскар, любимец семьи, рос в Бейтене — нищем шахтерском городке в той же местности, недалеко от границы с Польшей. «Я получил очень слабое образование в деревенской школе и никогда не преуспевал в науках, — так в 1924 году цитирует слова Слейтера британская пресса. — Я любил прогуливать уроки».
Для независимого молодого человека с живым характером Бейтен не открывал широких возможностей. Юный Оскар отправился в Берлин, где поработал у торговца древесиной, а затем в Гамбург, где устроился служить в банке. Однако жизнь клерка в целлулоидном воротничке была не для него. В 18 лет (возможно, чтобы избежать призыва в германскую армию) он уехал из страны и с тех пор путешествовал по континентальной Европе, Великобритании и Соединенным Штатам. Обладая живым и цепким умом, пусть и не обогащенным книжной премудростью, он как мог изыскивал средства к существованию и зарабатывал картами, игрой в бильярд, ставками на скачках и перепродажей подержанных драгоценностей.
Семья Слейтера была бедна. Его родители, по рассказам, жили «в двух или трех чистых комнатах» в «обветшалом доходном доме» в Бейтене. Адольф, инвалид с заболеванием позвоночника, в годы юности Слейтера уже не мог работать. Паулина страдала частичной слепотой. Во время странствий Слейтер регулярно посылал им деньги. «Никаким родителям я не могла бы пожелать лучшего сына, — сказала его мать репортеру Glasgow Herald, отыскавшего ее в Бейтене после ареста Слейтера. — Полтора года назад мне пришлось делать операцию по удалению катаракты с одного глаза. Она стоила 20 фунтов, и Оскар прислал мне 10 фунтов, чтобы помочь. Он мой сын, мой лучший из сыновей».
