Князь Владимир встречал витязей прямо у ворот детинца, на стене, где был сделан бревенчатый помост. Отсюда далеко видно. Опустела степь, а ведь вчера еще стояли половецкие шатры.
Первым по ступеням сбежал воевода Роман. И когда Алекса, Муромец и Чеботок спрыгнули с седел на землю, он принялся хлопать их по плечам.
– Ай да кудесники! Ай да молодцы! Ушли ведь поганые, совсем ушли. Я дозоры послал вослед с голубями, так первые голуби уже и возвратились. Не останавливаясь идут. – Обернувшись к князю, спустившемуся вниз на несколько ступеней, Роман указал на дружинников: – Вот ведь, княже, получилось все, как Илья Иванович советовал. Хитер!
– Хитер, – кивнул угрюмо Владимир и вдруг показал рукой вниз: – А с этим что мне делать?
И тут все услышали, что в Окольном городе стоит шум, и шум тот приближается к детинцу. Толпа горожан во главе с местными торговыми и мастеровыми людьми ввалилась в ворота и запрудила двор перед княжеским теремом. Галдели сразу все, многие размахивали руками. Благо не было видно никакого оружия, кроме обычных ножей и кинжалов на поясах. Иван Глызарь стоял уже возле князя и что-то шептал ему на ухо, зло поблескивая глазами. Роман сплюнул на землю и побежал по ступеням к князю. Вслед ему понеслись крики:
– Ишь, расплевался!
– На чью землю плюешься, воевода?!
– И так заплевали все вокруг, гнать их надо взашей!
Роман встал на ступень ниже князя и поднял вверх руку, призывая замолчать и выслушать. Народ стал галдеть потише, потом многие увидели убитых дружинников, чьи тела привезли поперек седел, на раненых, что уносили в подклеть. Гомон улегся, на дворе установилась тишина, прерываемая лишь громким шепотом и вздохами в толпе.
– Черниговцы! – закричал воевода. – Что шум подняли? Не мы ли половцев прогнали? Посмотрите, ушли поганые от стен! Нечего больше бояться.
– Вас не видели, так и половцев тут не было. А как Владимир пришел, так междоусобица началась! – закричали из толпы.
– Не хотим Владимира, Олега хотим в Чернигове!
Снова поднялся гул, перекричать горожан никак не удавалось. Боярин Глызарь спустился к воеводе и тоже поднял руку:
– Князю дайте слово молвить! Князя послушайте!
– А чего его слушать? Не князь он нам! Пусть уходит из Чернигова! Не уйдет, так мы сами ворота откроем!
И тут Владимир так топнул ногой, что скрипнул под ним деревянный помост и покачнулся. Видно было, как его лицо налилось кровью, как стиснул он зубы и кулаки сжал, аж пальцы побелели.
– Ворота открыть хотите? – закричал князь, и в толпе сразу поутихли крики. – Вы ворота открыть хотите? А кому вы их открывать собрались? Хану Итларю, у которого при себе почти тысяча конников. Тысяча голодных и злых, потому что вашему Олегу нечем им заплатить! А раз нечем, так они сами плату возьмут. С вас возьмут, черниговцы! Я уйду, и кто вас защитит?
– Это еще посмотреть надо, кто нас защитит, а кто нас грабить будет. Не ты ли, князь? – послышалось из толпы, но князь зыркнул бешено глазами и простер руку, указывая на тела убитых ночью дружинников из сотни Алексы Всеславича.
– Я? А вы вон туда посмотрите, туда! Кто за вас жизни свои не пожалел, кто смерть принял под стенами города вашего, от половцев вас избавляя? Я не только о вас думаю, о вас думать мне жаль, потому что вас Господь умом обделил! Я о всей земле русской думаю. Мало вам, что веками степняки грабили и убивали, в полон уводили, жгли да насиловали? Кто их остановит, кто порядок наведет на граничных землях да не допустит сюда поганых? Олег ваш? Так он их сюда сам и привел! И не впервой ему врагов вести в свои земли и свой народ на поругание отдавать. Давайте, открывайте ворота да пустите сами беду в свой дом!
– Это еще неизвестно, – уже тише откликнулись в толпе. Многие молчали, угрюмо переглядываясь.
– Хорошо, я уйду! – крикнул Владимир. – Без злости и обиды уйду. Когда вы поймете, что сделали, вы меня позовете снова, и я приду. Приду и больше не дам вас врагам. Вы сами меж собой это решите. Но уйду я не раньше, чем от стен уйдет хан Итларь. Олегу вас отдам, но половцам не позволю топтать русские земли. Не уйдет хан, пойдет против моей воли Олег, значит, быть большой сече! С Олегом я говорить буду без меча в руках, а с половцами разговора иного не ждите! Вот мое последнее слово. Жду до завтрашней зари!
Глава 6
День прошел в ожиданиях и тревоге. Пасмурно было не только на душе. Даже небо в этот день висело низко, не пропуская на Чернигов, на окрестные поля и леса солнечные лучи. В городе было тихо. Не ходили толпами, не кричали, не призывали открыть ворота мятежному князю. Воины на стенах молча смотрели на становище хана Итларя, куда еще утром уехал Олег.
Весь день дружинники не расседлывали коней, лишь ослабляли подпруги. Ближе к вечеру Алекса Всеславич подошел к Илье, который сидел возле конюшни на заднем дворе с острым шилом в руке и чинил переметную суму из толстой кожи. Дружинники, стоявшие в стороне, насторожились. Глянув на хмурое лицо сотника, Илья отложил свою работу.
– Что-то ты не весел, Алекса Всеславич.
– Для веселья час не настал, – ответил сотник и сел рядом. – И скоро ли настанет, неизвестно. До вечера дожить – и то дело. Да ночь, чтобы без беды прошла.
– Думаешь, Олег с ханом на приступ пойдут?
– Не знаю, – вздохнул сотник. – Ты вот что, Муромец. Поднимись в палаты к князю. Звал он тебя.
Илья молча поднялся, отряхивая колени и пристегивая к поясу ножны с саблей. Илья уже сделал несколько шагов по направлению к терему, когда Алекса вскочил на ноги и догнал дружинника. Сжал локоть Ильи и заговорил вполголоса:
– Хотел тебе сказать, Илья Иванович. Какой бы разговор у вас с князем ни получился, помни одно: земля русская, она горницей князя не кончается. Она вокруг. И леса вот эти, и реки, и поля. Ты сам знаешь, какие просторы раскинулись от Северного моря до Сурожского. И всюду люди живут, и все хотят мирно жить, пахать землю, растить детей, ловить рыбу, торговать, ковать железо. Да много ли чего.
– К чему ты клонишь, Алекса Всеславич?
– Не ссорься с князем, Муромец. У нас с тобой есть дела поважнее – с врагом сражаться. А будешь с ним спорить, так, не ровен час, и без службы останешься. А ты земле русской очень нужен. На тебе завет Святогора, сабля его в твоей руке. Помни. А остальное все – туман над рекой. Солнце встанет, и нет его.
Князь с недовольным видом метался по горнице, мерил ее широкими шагами. Он то стискивал руки, то размахивал ими, то сжимал рукоять сабли, висевшей на боку. Боярин Глызарь стоял у большого стола, говорил вкрадчиво, щурил глаза и улыбался нехорошей, злой улыбкой.
– А все он виноват, княже, ты ведь сам посуди. Как бы разговор с Олегом пошел, не вмешайся Муромец? Да мы б его тут повязали, а Итларю сказали бы, что Олег отказался от княжения и уехал восвояси.
