В заключение, если мы хотим разорвать эволюционную связь с дикарем внутри себя, нам нужно научиться осознанно обращаться к своему высшему мозгу (прежде чем мы оторвем своему оппоненту конечности). При этом мы должны демонстрировать хоть какое-то сострадание к нашему внутреннему дикарю, потому что в том числе благодаря его действиям мы стали теми, кто мы есть сегодня. Без него нас просто пережевали бы и выплюнули еще в доисторическом прошлом.
Чтобы продолжать развиваться, мы должны отдавать себе отчет, что этот «древний шепот» никуда не делся. Под кроткой внешностью современного человека скрывается его дикий предок, и, если человек понятия не имеет о своей темной половине, она нанесет удар, когда человек меньше всего этого ожидает.
По сути, потребовалось четыре миллиарда лет эволюции, чтобы человек поднялся на ту ступень развития, которую сейчас занимает. С точки зрения когнитивных способностей ему нет равных, однако с перспективы эмоционального развития он явно испытывает задержку роста. Вопрос в том, сможет ли наше эмоциональное «я» нагнать это отставание. По моему мнению, первый шаг в том, чтобы обнять свою внутреннюю обезьяну. (Неплохое название для новой книги? Или нет.)
Прежде чем отправиться на ретрит, о котором я уже рассказывала, я (неожиданно для самой себя) уехала в Брюгге. Я никогда не была там раньше, но хотела сделать что-то приятное для своего мозга за то, что позволил мне использовать его как хранилище для входящих результатов исследований и исходящий канал передачи всего того, что вы сейчас читаете. (О качестве контента судите сами, я была лишь посредником.) Я хотела побыть одна, чтобы очистить сознание, оказаться там, где у меня не возникло бы ассоциаций, способных вызвать воспоминания. Отвлечение внимания в нужной дозировке и при правильном использовании может быть отличной тормозной системой. Это целенаправленное действие по консервации своего корабля-носителя было редким проявлением самосострадания. Я очень не хотела пережить эмоциональное выгорание, работая над книгой по развитию осознанности, — это все равно что стрелять себе в ногу.
После нескольких часов в поезде (первый час был настоящим адом: я изо всех сил боролась с желанием выпрыгнуть на ходу и вернуться домой, чтобы переписать большую часть книги) навязчивые мысли о книге стали ослабевать. К тому моменту, когда я прибыла в Брюгге, они и вовсе испарились. Если бы это был не Брюгге, у меня бы непременно включилась старая шарманка: «Не стоило приезжать! Мне будет одиноко. Как вообще я здесь оказалась!» Но время этого места каким-то непостижимым образом не коснулось. В отличие от всех других городов, которые я посещала, он не был «диснеизирован», там не встречались La Starbucks и Das McDonald’s, ловко интегрированные в городскую среду каким-то оторванным от реальности градостроителем. Я гуляла по узким мощеным улочкам, на которых стояли старые дома с остроконечными крышами (некоторые из них были украшены позолоченными фигурами ангелов и святых), и то и дело повторяла вслух: «Боже мой!» Не знаю, сколько я так гуляла, разглядывая все, что встречалось мне по пути, но из-за того, что мозг мой практически отключился, я чувствовала себя линзой, вбирающей все картинки, которые только попадали в мое поле зрения. У меня не было списка дел, мой мысленный Wi-Fi был отключен, и я снова чувствовала себя человеком. Когда я сообщила друзьям, что еду одна, они сочли мою идею странной и поинтересовались, зачем мне это надо. Теперь я могла ответить на их вопрос. Мое внимание ни на что не рассеивалось. Я могла разглядывать то, что хотела и сколько хотела, не переживая о своих спутниках (моя излюбленная привычка). Мне ни на минуту не было скучно наблюдать за компактными судами, скользящими под мостами каналов. Покрытые мхом дома XVII века, выстроившиеся по обе стороны каналов, вызывали у меня восхищение.
Вечером я все еще бродила по городу и бормотала себе под нос: «Боже мой!» — пока наконец не вышла на городскую площадь. Здесь яблоку было негде упасть. Казалось, все жители города пришли сюда и танцевали под зажигательные мотивы сальсы. Если бы я искала счастье, вот оно, передо мной. Я простояла несколько часов, наблюдая за искрящимися чистой радостью лицами танцующих людей, пока их ноги, руки, тела двигались абсолютно синхронно. Боже, как же мне хотелось в тот момент уметь танцевать сальсу! Все танцующие были полностью сосредоточены на движениях своих тел, а не на том, как они при этом выглядели. Пожилые лысые мужчины с пивными животами, словно они на восьмом месяце беременности, совершали невероятные па в парах с грациозными девушками. Молодые люди в танце не выпускали из объятий своих более зрелых партнерш (некоторые из них мне в прапрабабушки годились), время от времени заставляя их изгибаться назад. Сальса полна страсти и сексуального желания, но танцующие не использовали танец как предлог, чтобы кого-то подцепить. Их наполняла чистая радость от взаимного движения с любым, кто танцевал с ними в паре. Вот девушка панковского вида с розовыми волосами и бессчетным числом колец в ноздрях пригласила на танец женщину в кресле-коляске. У этой женщины сальса была в крови: она поднялась и танцевала лучше многих. Ее тело хранило былую гибкость и уверенно двигалось в такт музыке, женщина улыбалась. Я заметила, что у некоторых женщин очень темная кожа с глубокими морщинами. На них были туфли на высоченных каблуках и цыганские платья с глубоким декольте и разрезами. В первый момент я подумала: как они осмелились выйти в этом на улицу? Но после того как я понаблюдала за ними в танце, они преобразились, и теперь перед моим внутренним взором были весьма сексуальные крошки — даже те из них, кто больше напоминал мужчин. В какой-то момент танцующие образовали большой круг, и морщинистый, но проворный джентльмен начал выкрикивать команды. Со скоростью света каждый танцующий в круге менял партнера, не сдвигаясь с места. Они обвивали руками шеи других людей с невероятной точностью, каким-то непостижимым образом умудряясь не задушить друг друга. Стоя в стороне, я наблюдала за происходящим, не в силах сдержать улыбки, с которой гордая мать смотрит на своих детей, и какая разница, что я никого там не знала! Я любила их всех. Я пришла на площадь в пять вечера, затем ушла, чтобы поужинать, а когда вернулась в одиннадцать, танцы все еще продолжались. Никто даже не запыхался, все отплясывали, как и до этого, — включая женщину в кресле-коляске, которое уже куда-то делось.
Мне пришло в голову, что это и есть человеческая раса в совершенном ее проявлении: эти люди не пытались доказать, что они лучшие в чем-то, их не заботило, как они выглядят, — они были свободны. Я ни секунды не чувствовала себя одинокой, потому что атмосфера делала нас всех неотъемлемой частью единого волшебного действа. Эти люди жили в настоящем моменте, а я этому активно училась. Я столькому могла у них научиться, и речь не только о сальсе. Я не могла понять, почему я продолжаю беспокоиться о том, что в мире столько проблем, когда в мире столько всего хорошего. Я начала думать, что внутри каждого из нас есть то, что помогло бы ему сформировать взаимосвязь с другими людьми. Все, что нам нужно сделать, — это перестать поддаваться влиянию потока ненужной нам информации и давлению, которое на нас оказывают, чтобы заставить быть кем-то, кем мы не являемся. Для этого не нужно принимать политические меры или изобретать новую религию, нам просто нужно научиться жить в том мире, который мы сами создали, не испытывая чувства одиночества и страха. Это то, кто мы есть на самом деле, когда выбираемся из ловушки повседневного хаоса. Каждый из нас способен отпустить ситуацию и ощутить эту чистую радость. Даже если она продлится совсем недолго, она будет влиять на нас всю оставшуюся жизнь.