Какое-то время Люциан удивленно смотрел на меня, а потом опустил глаза и положил журнал.
– Я лучше пойду.
Меня охватила паника. Я одновременно и хотела, и не хотела, чтобы он ушел. Ведь если он уйдет, кто расскажет мне, что на самом деле случилось? Если он уйдет, у меня не останется ни одного доказательства, что произошедшее – не плод моей фантазии.
С другой стороны, он страшно нервировал…
– Ты можешь остаться тут, – ответила я немного поспешно и повыше приподнялась на подушке. Он тихо рассмеялся и сел обратно. Вытащил изо рта красный леденец, тщательно его разглядывая.
– И чем же я заслужил такую честь?
Я пожала плечами, отметив, что они уже не болят. Приятный сюрприз. Видимо, меня не так серьезно ранило, как представлялось по ощущениям в самом начале.
– Уж лучше ты, чем кто-то, кем ты манипулируешь, – это было правдой только наполовину. По какой-то мне самой неведомой причине в его присутствии я чувствовала себя спокойно. А в этом я сейчас нуждалась больше всего на свете.
Люциан посерьезнел. В его глазах что-то сверкнуло. И это не та искра, о которой говорят в переносном значении, а настоящая – странное серебристое мерцание. Как бы то ни было, мне так показалось, а потом она сразу исчезла. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я его перебила:
– Почему те люди хотели меня убить?
Люциан закрыл рот. Я видела, как он обдумывал мои слова. Вероятно, рассматривал варианты, как бы соврать. Как ни странно, он решил сказать правду.
– Да, малышка, это действительно хороший вопрос. Я не знаю. Но могу предположить, что по тем же соображениям, из-за которых тебя хотел убить я.
Под его внимательным взглядом у меня внутри все сжалось. События этой ночи закружились у меня в голове. Он был охотником и с бездушным автоматизмом убил двух… «И правда, кем они были?» …двух… явно не человеческих созданий. Меня затрясло, кожа покрылась мурашками. Передо мной сидел настоящий убийца. Не важно, что он был в обличье внешне привлекательного юноши в хорошо сидящих джинсах и простой черной футболке. Даже леденец не мог бы скрыть, кем этот парень являлся на самом деле.
– …А ты все еще этого хочешь?
С легким вздохом он встал с кресла. Я невольно напряглась, но он отошел к окну. Мышцы спины отчетливо проступали под темной тканью его футболки.
– Нет, – произнес он и повернулся ко мне, скрестив руки на груди и облокачиваясь на подоконник. – Но у меня такое чувство, что когда-нибудь я об этом пожалею. Этот талант принимать неправильные решения однажды заведет меня в могилу.
Леденец вернулся в рот, а глаза насмешливо заблестели. Все это прозвучало так небрежно, как будто речь шла о рискованной покупке акций, а не о моем зверском убийстве. Он пытался меня отвлечь, но это не сработало. Еще одна вещь вызывала у меня любопытство.
– Значит, ты можешь умереть?
Похоже, Люциана не столько удивил вопрос, сколько сам факт, что я решила его задать. Прошли одна или две бесконечные секунды, прежде чем я узнала, как много значил его ответ.
– Конечно, – наконец сказал он и воткнул палочку от леденца в один из цветочных горшков Лиззи. – Все могут умереть.
«А чего ты ожидала, Ари?» – отругала я себя. Само собой, я поняла, что он отличался от остальных. А кто, черт возьми, смог бы управлять действиями других людей или голыми руками сгибать крышу автомобиля, как бумажного журавлика? Но почему-то я удержалась и не заговорила с ним об этом. Может быть, из-за твердой уверенности в том, что он не ответит на подобный вопрос… а может быть, из-за того, что осталась еще одна, более важная для меня, тема.
– А почему ты хотел меня убить?
Зеленые глаза встретились с моими. В его голосе вдруг проявился угрожающий холод.
– Потому что я поклялся уничтожить Уилсона Харриса, а твоя смерть для него много бы значила.
Несмотря на опасность, которая исходила от Люциана, у меня вырвался сухой смешок:
– С трудом в это верю. – Мой отец вообще вряд ли заметил бы, если бы я пропала. Ну, или примчался бы, чтобы пожать Люциану руку за освобождение от вечно обременяющего груза под названием «дочь».
– Ты его ненавидишь? – спросил Люциан.
– Всей душой. – Не будь мой папа тем, кто он есть, меня бы шокировал собственный ответ. Но тут уж ничего не поделаешь. Наверно, лучшим, что он сделал для нас с мамой, стала его подпись на бумагах о разводе.
Тихонько охнув, я откинула пятнистое зеленое одеяло Лиззи и встала. Всё вокруг закружилось. Лёжа, я определенно чувствовала себя лучше. Несколько глубоких вздохов, и я отважилась сделать три шага до платяного шкафа подруги. В мятой пижаме с разноцветными бабочками, которая стопроцентно была взята из этого шкафа, я никак не могла вести серьезный разговор. Кроме того, мне был необходим горячий душ.
Пока я рылась в шкафу Лиззи в поисках подходящей одежды, меня не покидало ощущение, что Люциан меня рассматривал. «Все могут умереть», – его слова эхом отражались в моих мыслях. И вдруг я сообразила, что с ними не так. То, что все могут умереть, не означает, что все должны умереть.
Я оглянулась через плечо. Люциан все еще наблюдал за мной, прислонившись к окну. Мы оба ловко избегали темы, которая, без сомнений, положила бы конец нашему разговору. Я и сама не понимала, почему была так в этом убеждена. Я просто это знала.
– Те люди, которых ты… эм… превратил в кучку пепла, они вернутся? – Ну, я хотя бы попыталась задать этот вопрос так ненавязчиво, как только можно. Но Люциан раздавил всю мою осторожность лишь одной плохо скрываемой ухмылкой.
– Ты хочешь узнать, умерли ли эти или придут ли вслед за ними другие?
– И то и другое.
Воздух завибрировал от его тихого смеха.
– Вот тебе маленькая лекция о моей скромной персоне, – объявил он и обвел себя замысловатым жестом, которому позавидовал бы любой артист. – Я всё довожу до конца!
Ничего себе, какое эго.
– Ну, меня ты не убил, как планировал, – ляпнула я, не подумав, как это было глупо. Люциан махнул рукой, отгоняя мой аргумент, как назойливую муху.
– Я передумал, а я очень редко так поступаю. Поэтому я все еще здесь. Потому что да, другие придут, и тогда я их остановлю.
Чтобы скрыть тревогу, я наобум выудила несколько вещей из шкафа Лиззи.
– Зачем?
– Потому что я всё довожу до конца! – повторился он. – Тем более я не для того спасал тебе жизнь, чтобы ты ее лишилась из-за чьей-нибудь некомпетентности.
Его беспощадный взгляд подтверждал, что он говорил всерьез. Я неожиданно почувствовала себя потерянной. Как будто комната Лиззи стала лабиринтом, а единственный, кто мог помочь мне выбраться, измучил меня тайнами. У меня больше не было настроения играть в дипломатию, как того требовало внутреннее чутье.
