После долгого дня она возвращалась в свой дом, обогреваемый гидроэлектронной и геотермальной энергией, с огромными – для лучшего освещения – окнами, откуда открывался потрясающий вид на горы, с теплосберегающим газоном на крыше. Тут был ее оазис, прибежище. Но каждый оазис потому оазис, что вокруг кишит ад.
У нее был секрет.
В садовом сарае, за полкой, где стояли горшки с растениями, готовыми к высадке в открытый грунт, находилась потайная цифровая панель. Убрав с полки горшки, она набирала секретный код – дату, когда думала сделать предложение своей подруге. Дату она меняла уже трижды, панически боясь отказа. Раздавался щелчок, и целая стена с полками исчезала под землей. Комната была маленькая, с хорошей звукоизоляцией. На потолке и стенах росла трава. Едва она ступала внутрь, стена автоматически возвращалась на место. В комнате зажигался теплый зеленый ночник. Она падала на колени. Закрывала глаза. Сжимала кулаки…
И ревела.
Она работала учительницей в школе. Преподавала географию шестилеткам. Она любила свою работу и учеников любила почти всех. У ее ухажера было двое детей от предыдущего брака, а его бывшая жена – им на потеху – троллила ее в Фейсбуке с фальшивой страницы. У ее отца была болезнь Паркинсона, а у матери коллекция керамических колокольчиков. Ее хобби было ездить на юмористические фестивали. Она любила посмеяться и видеть вокруг счастливые лица. В своих учениках она ценила характер. Мальчишкам-клоунам она радовалась, даже если те мешали проводить урок. Ее смех – громкий, искренний, нутряной – не спутаешь ни с чьим другим. Она знала, что смешная. Мясную лазанью она могла бы есть хоть каждый день до самой смерти.
У нее был секрет.
Во время перемены она, закрыв дверь класса на ключ, подходила к огромной карте мира на стене и отклеивала Ботсвану – родину своих предков. Под Ботсваной находилась цифровая панель. Секретным кодом служили координаты Ботсваны. Раздавался щелчок, и стена с картой, провалившись на дюйм в глубину, отъезжала влево, а на ее месте появлялась небольшая каморка.
Стены каморки были обшиты пробкой, а поверх висели опять же географические карты. Ей нравилось думать, что за пределами этого класса, этой школы, штата, страны, континента есть кое-что еще. Какое утешение! Под пробкой была дополнительная звукоизоляция.
Дождавшись, пока стена позади закроется и внутри вспыхнет горячий оранжевый свет, она глубоко вздыхала…
И ревела.
Она работала горничной в шикарном пятизвездочном отеле. У ее начальницы был дурной запах изо рта. Дома у нее была дочка девяти месяцев от роду, которую она поручала заботам ее бабушки. (Бабушка, правда, чересчур полагалась на алкоголь, ища, чем скрасить свои дни, но зато умела рассмешить до слез как никто.) Для нее, вчерашней школьницы, работа была сродни свободе. Ей нравилось делать что-то самостоятельно. Она любила возвращаться домой и видеть дочкину беззубую улыбку и тянущиеся к ней пухлые ручки.
У мясника напротив работал парень, о котором она думала не переставая. Она видела его в окно своей спальни, и на лице у нее появлялась глупая улыбка, точно у ее малышки. Верный знак, что малышке тоже нравился соседский парень. В тот месяц они наелись мяса как никогда.
За смену она должна была убрать три больших номера на этаже. Изредка она приносила домой оставшиеся после гостей шоколадки и клала их своей маме на подушку под одеяло. Мама любила шоколад.
У нее было два секрета. Никто не знал, кто отец ее ребенка. И об этом тоже никто не знал.
Покончив с уборкой, она шла в кладовую, отодвигала ящик с шампунем на одной из полок, и в стене показывалась цифровая панель. Она набирала секретный код: код ее шкафчика в школе.
Раздавался громкий щелчок, и стена белых пушистых полотенец отъезжала в сторону, открывая маленькую комнату, пахнущую свежим бельем и летним бризом. Разувшись, она ступала внутрь, на мягкий, точно простыня из хлопка, пол. Поверх звукоизоляции стены были обиты той же тканью. Когда стена позади закрывалась, погружая ее в сиреневое сияние и аромат лаванды, она, глубоко вздохнув, открывала рот…
И ревела.
Она работала медсестрой в детском отделении. У нее пока не было своих детей, но она надеялась, что будут. Частые ночные смены не позволяли ей знакомиться, да и потом – приспособить ее расписание к чужому было бы задачей не из простых. Она жила своей работой, ее маленькие пациенты были для нее всем на свете. Она постоянно думала о них в больнице и дома – кому повезло, а кому не очень. Во сне она слышала плач и хихиканье тех, кого она потеряла. Она чувствовала у себя на лице мягкие, как пастила, прикосновения и запах детской присыпки. Когда она просыпалась, все исчезало.
Она прекрасно играла на фортепиано. И совсем не умела пить. Она испытывала странную потребность демонстрировать на людях свое нижнее белье, что ее друзья считали уморительным. Она была отчаянно влюблена в женатого мужчину и, чувствуя за собой вину, подписалась на твиттер его жены. Каждый раз, закончив читать книгу, она отдавала ее бездомному, который сидел на ее улице. Тот никогда не говорил спасибо, но ей было все равно. Она любила такое, что другие ненавидели. Ее любимым запахом, к примеру, был запах свежего навоза на ферме, где она выросла.
На работе она отличалась бесконечным терпением. Родители ее малышей говорили, что она ангел. В очередях ее мучила клаустрофобия. Ей нравилось, как поет ее отец. Она почти не сомневалась, что ее брат – гей, и по десять раз на дню она вспоминала, что надо поговорить с его женой, которой, похоже, невдомек.
У нее был секрет.
В комнате отдыха медсестер, оставшись одна, она задергивала синюю штору у своей кровати, брала в руки пульт, регулирующий положение спинки, и одновременно нажимала кнопку вверх и кнопку вниз. В тумбочке открывался выдвижной ящик с цифровой панелью, где она набирала номер, бывший на браслете одного из младенцев, которых она потеряла.
В стене за спинкой кровати открывалась маленькая темная комната, пахнущая детской присыпкой. Пол и стены были покрыты мягким плюшем, как игрушечный медвежонок. Когда она входила, стена позади закрывалась и в темноте зажигался голубой ночник. Она ложилась на пол, сворачивалась, принимая позу эмбриона…
И ревела.
Она сидела дома с детьми. Детей у нее было четверо, и старшему пока не исполнилось и трех лет. Она любила своих детей, но каждый день ждала, когда она их уложит и можно будет посидеть на диване с бутылочкой вина. Больше всего ей нравилось слушать их болтовню. Это было безумно смешно. С другими она умела прикинуться, что слушает. Она любила покупать подарки. Если она видела вещь, годную для подарка кому-нибудь из друзей, она просто не могла ее не купить. Она любила быструю езду. Секс с мужем и просмотр порно был ее любимым развлечением. Чувство ненависти ей было неведомо, разве что жена ее брата заставляла ее чувствовать нечто подобное. Она любила танцевать. Она избегала конфликтов. Она была неуклюжа и рассеянна. За год она потеряла пять наборов ключей. В супермаркете она злилась и потела. Во время пробежек ей несколько раз случилось обмочиться, и она бросила бегать трусцой. Она никогда не опаздывала. Она всегда была весела и жизнерадостна. Она была отличная мать. Но тосты у нее всегда подгорали, а яйца пашот растекались. У нее был настоящий оперный голос. Волосы были ее украшением. Она часто слышала: «Не знаю, как ты это делаешь».
