Луис Розеро-Биксби (который не смог присоединиться из-за небольшой операции) общался с нами через доктора Элизабет Лопез, бывшего психолога Всемирного банка, которая занималась вопросами здоровой жизни. Она разработала простой тест, с помощью которого мы определяли степень самоуважения, целеустремленности и благополучия долгожителей Никоя.
В задачу Элизы Томас, исследователя и автора книг о здоровье из Калифорнии, входило выявление особенностей в рационе питания жителей Никоя. Продюсер CNN из Атланты Сабрия Райс, свободно говорящая по-испански, обеспечивала перевод интервью. Съемочная группа и фотографы в составе Дэмиана Петроу, Тома Эдейра, Джозефа ван Харкена, Ника Бюттнера и Джанлуки Колла помогали документировать находки. Хорхе Виндас, костариканец, который беседовал с долгожителями в составе команды Розеро-Биксби, присоединился к нам в качестве посредника и переводчика.
В первый же день после ужина я собрал всех и изложил свой план. Все расселись за длинным столом с остатками ужина, состоявшего из бобов, цыпленка и кукурузных лепешек, и приготовились слушать.
— Мы разделимся на две команды, — начал я. — Мишель и Джанни возглавят первую. Их задача — найти и опросить как можно больше долгожителей Никоя. Собрав достаточно фактического материала, они представят нам отчет об общем состоянии здоровья, рационе питания и любые другие типичные характеристики.
— А вы знаете, — прервал меня Мишель, который всего за один день под тропическим солнцем ухитрился обгореть, — что сбор этих данных может занять слишком много времени? Нельзя рассчитывать на мгновенные результаты. Их вообще может не быть.
48-летний Джанни, чьи аккуратно подстриженные усы, очки и каштановые волосы придавали ему вид робкого интеллигента, кивал в знак согласия.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я.
Хотя скрупулезность Мишеля порой доставляла неудобства, я мог быть уверен, что результаты его исследований пройдут любую проверку.
— Остальные займутся поиском людей, отвечающих характеристикам долголетия, и пообщаются с ними.
— С чего начнем? — поинтересовалась Сабрия.
— Вот что нам известно, — ответил я, с трудом представляя, как ответить на заданный вопрос. — Перед приездом на Никоя Мишель, Джанни и я несколько дней провели в Университете Сан-Хосе, беседуя с геологами, историками, эпидемиологами, генетиками и медиками. Они подкинули нам парочку-другую довольно интересных идей. Последние четыре столетия жители Никоя живут в относительной изоляции, поэтому их культура формировалась обособленно от остальной части Коста-Рики. Но генетически они ничем не отличаются. Здесь наблюдается самый низкий в стране уровень заболеваний раком, значит, что-то защищает их. Или природа этой части Коста-Рики оказывает сильное влияние. Джанни нашел в университете геологический атлас, отражающий уникальную физическую особенность полуострова.
Тут я заметил, что члены команды странно смотрят на меня.
— Ну да ладно, — одернул я сам себя. Начнем потихоньку, а уж потом перейдем на бег. — Мы дадим вам имена и адреса долгожителей. Предлагаю потратить несколько дней на знакомство с ними.
Последовав собственному совету, я в течение первой недели навестил с десяток долгожителей из составленного списка. На третий день я отправился к 101-летнему Дону Фаустино. Я слышал, что каждую субботу он на автобусе отправляется в Санта-Круз на рынок, где всегда покупает одни и те же продукты.
Это как раз была суббота.
Первые идеи
Солнце только-только поднялось над пастбищами у деревни Веинтисиете-де-Абриль, когда я подошел к трехкомнатному деревянному дому, где Дон Фаустино жил вместе с внуком Хорхе и пятнадцатилетним правнуком Марко. Они уже были на ногах и ждали автобуса, который отправлялся в половине восьмого и должен был отвезти их в город.
Дон Фаустино по субботам встает в четыре утра. В тот день на нем были клетчатая рубашка с коротким рукавом, широкополая шляпа и закатанные штаны, открывавшие шишковатые ступни в сандалиях и мускулистые лодыжки. На мой вопрос, могу ли я сопровождать их в поездке на рынок, он безразлично кивнул головой. Спустя минуту с громким шипением подкатил старенький автобус и распахнул перед нами двери. Мы втиснулись в битком забитую людьми машину, причем температура в автобусе была явно значительно выше 36 °C. Дон Фаустино встретился со мной взглядом и снова кивнул, как бы говоря: «Никто не заставлял».
Высадились мы за квартал от рынка, где Фаустино долго и придирчиво отбирал идеальные красные стручковые перцы и бананы. Он пересмотрел примерно с десяток овощей, прежде чем купил по шесть штук каждых, расплатившись несколькими рваными купюрами. Следующая остановка — мясник.
— Почему не купить мясо здесь? — спросил я Хорхе, полного мужчину средних лет с круглым приятным лицом. Перед нами протянулись ряды прилавков, где торговали мясом.
— У него свои ритуалы, которые он не любит нарушать, — вздохнул Хорхе, вытирая вспотевший лоб грязным платком. Тропическое полуденное солнце уже нещадно припекало. — К тому же мясники — его друзья.
Мы прошли еще 800 м, и Фаустино решительно шаркал впереди нас. Я подумал тогда: «Этот человек как машина». Большинство людей в его возрасте не могут даже слезть с кресла.
— Вы не забываете друзей, правда, Дон Фаустино? — радостно закричал мясник, едва завидев нас.
Фаустино отрицательно помотал головой, протягивая продавцу двухлитровые пластиковые бутылки для жидкого сала. Затем с висящей на крюке свиной туши мясник срезал два ломтя мяса и завернул их в газету. Фаустино отсчитал деньги и пошаркал дальше.
В универсальном магазине чуть дальше по улице он прикупил хлеб из сладкой кукурузы. Но не для себя. «Это для сына, — пояснил он своим мягким голосом. — Это его любимый». (Такое проявление заботы сразу породило образ маленького мальчика, получающего долгожданное лакомство, пока Хорхе не напомнил, что сыну Фаустино 79 лет.)
В этот раз, перед тем как заплатить, Фаустино совершил импульсивную покупку — календарь. Он взял его в руки, пролистал, минуту разглядывал фотографию безмятежного лесного ручья на обложке, после чего положил на прилавок рядом с хлебом. Календарь назывался «Река жизни».
Возле автобусной остановки мы сделали часовой перерыв на обед. За миской супа я расспрашивал Фаустино о его жизни. Он любил работать, преимущественно потому, что плоды его труда помогали кормить семью. Бóльшую часть жизни он работал погонщиком мулов, возя древесину с заросших лесами гор и являясь единственным связным на преимущественно бездорожном полуострове Никоя. Еще он выращивал кукурузу, бобы и овощи, чтобы прокормить жену и шестерых детей.
— Кроме них у меня еще двое от деревенской девушки, — деловито добавил он ни с того ни с сего.
— А ваша жена не возражала? — полюбопытствовал я.
— Не знаю, — пожал он плечами. — Мы об этом не говорили.
Без тени смущения он заметил, что не давал этим детям свое имя и никогда им не помогал.
