— Откуда же мне знать, как у них дела? — воскликнул он, словно оправдывая свой поступок.
Может, его поступок и кажется бессердечным. Но Хорхе Виндас, который провел интервью более чем с 650 пожилыми людьми Никоя, подсчитал, что 75 процентов мужчин имели внебрачные связи. По его словам, Фаустино ничем не отличался от других жителей полуострова. Мой спутник погрузился в молчание, затем поднял на меня глаза и сделал совершенно неожиданный вывод: «Я прожил спокойную жизнь».
По дороге домой мне стало казаться, что полная тягот жизнь никойских мужчин — этих ковбоев, которые тяжело трудились и не ограничивали себя в любви, — постепенно стала мне более понятной. Возможно, свободные нравы как следствие изоляции были нормой? Или я познакомился с любвеобильным мачо, которому повезло прожить долго? Вряд ли.
По возвращении в Веинтисиенте-де-Абриль мне открылась правда. Мы зашли к сыну Фаустино, жившему на той же улице, чтобы отдать сладкий хлеб. Как и большинство домов в деревне, это была пыльная трехкомнатная хижина со стенами из деревянных планок, жестяной крышей, и здесь, как и везде, бегали по двору куры. В доме меня встречали представители пяти поколений Фаустино: его дочь, внучка, правнучка и праправнук. Все они собрались в одной комнате. Едва Фаустино зашел внутрь, дочь Мария Хесус — полная 78-летняя женщина — бросилась обнимать отца.
— О, Papá, спасибо! — воскликнула она. — Всю неделю ждала.
Нас провели в тускло освещенную гостиную с розовыми стенами и усадили на пыльные диваны. Праправнук Фаустино, шестилетний Элиас, свернулся клубочком у него на коленях. Хотя Фаустино не принимал участия в разговоре, благодаря его присутствию семья была в полном составе. Я спросил, зачем Дону Фаустино нужны эти еженедельные походы на рынок.
— Он покупает продукты для традиционного воскресного супа, — пояснил Хорхе. — После церкви мы всей семьей собираемся на обед. Он готовит его вот уже сорок лет — это главный день всей недели. Мы, конечно, с нетерпением ждем обеда, хотя и не возражали бы против некоторого разнообразия.
— А почему Мария Хесус не варит суп? — спросил я.
— Она бы готовила, да отец ей не позволяет. В нем до сих пор жива потребность обеспечивать семью.
Интересный факт. Неделей ранее я встретился с доктором Ксинией Фернандез, диетологом, изучавшим рацион жителей Никоя. Сначала я хотел проконсультироваться по поводу особенностей питания на полуострове, но потом осознал, что за годы общения с жителями Никоя она наверняка успела изучить их характер.
— Мы заметили, что сохраняющие активность пожилые жители Никоя старше девяноста имеют некоторые общие черты, — рассказала доктор Фернандез. — У них есть острая потребность помогать другим или заботиться о своей семье. Как только эта потребность утрачена, жизнь в них словно гаснет. Если они не чувствуют себя нужными, то очень быстро умирают.
В самом деле, в каждой «голубой зоне» долгожители имели какой-то смысл жизни. На Окинаве это был икигай — причина просыпаться по утрам. Костариканцы, по словам Фернандез, говорили о plan de vida, цели жизни.
Я оглянулся на Дона Фаустино. Он сидел в противоположном конце комнаты с маленьким Элиасом на коленях. Рассеянно или, может , инстинктивно гладил голую пяточку ребенка, уставившись перед собой. Думал ли он о двух детях, которым дал жизнь семьдесят лет назад? Или в этом взгляде не было ничего, кроме умиротворения? Хотя, по-моему, его нельзя назвать безупречным, четкие приоритеты он для себя, несомненно, расставил. Он точно знал, в чем его plan de vida. Они находились в этой же комнате.
Напротив меня сидел человек, который каждую субботу просыпался в четыре утра, отправлялся на рынок и покупал продукты, чтобы обеспечивать свою семью. Возможно, его поддерживало чувство долга или удовлетворения от помощи другим людям. А возможно, именно человеческая потребность быть кому-то нужным заставляет реку жизни бурлить в Доне Фаустино.
Влияние чоротега
Ни один день в экспедиции не проходил даром. Каждое утро мы просыпались в семь часов и собирались в беседке, где завтракали тропическими фруктами, бобовыми, рисом и кукурузными лепешками. После чего разлетались в разные стороны, словно бильярдные шары после первого удара. Джанни, Мишель и Элизабет уходили брать интервью; у них был план — девять интервью в день. Элиза, Сабрия и я, сопровождаемые фотографами и съемочной командой, искали новые подсказки и ключи к разгадке секрета долголетия жителей полуострова. Вечером все возвращались на базу, уставшие и пропылившиеся, но собравшие массу материала, и рассаживались в беседке, где стояли компьютеры, тянулись кабели и сетевые шнуры, а в углу торчал кондиционер.
После ужина каждый член команды рассказывал о своих находках. На балках мы развесили простыни и по очереди с помощью проектора представляли добытые сведения. Съемочная группа готовила трехминутный интернет-ролик, освещавший один из компонентов долголетия жителей Никоя. Затем слово брали Джанни и Мишель, демонстрируя множество диаграмм, которые отражали рацион питания и результаты тестов на физическую выносливость интервьюируемых.
К концу первой недели Джанни и Мишель опросили около двадцати самых старых жителей полуострова. Их вопросы касались питания и сна. Они измеряли кровяное давление и частоту пульса и просили каждого выполнить небольшие физические тесты. На первый взгляд, никойцы представляли собой на удивление замкнутую группу. У Мишеля возникла определенная гипотеза. «Мы видим влияние чоротега, — прокомментировал он. — Думаю, это очень важный фактор».
Речь идет об индейцах чоротега, населявших Никоя до появления испанцев в 1522 году. Жили они в простых тростниковых хижинах, окруженных огородами, фруктовыми деревьями, кукурузными и бобовыми полями. Используя подсечно-огневое земледелие, они выращивали маис и бобовые. Вели преимущественно натуральное хозяйство, но при этом занимались также охотой и рыбной ловлей. Подобно другим мезоамериканским культурам, чоротега отличались религиозностью и вели довольно безмятежную жизнь. И, по словам Мишеля, их влияние ощущалось до сих пор.
— Это проявляется во многих аспектах. Предками этих людей явно были индейцы чоротега, — говорил он, рассекая воздух ладонью. — Они питаются теми же продуктами и ведут относительно спокойную жизнь. Но, разумеется, нужно провести более глубокое исследование…
Между тем Элиза и Хорхе весь день общались с 91-летним Аурелиано Розалесом в деревне Санта-Ана и были готовы рассказать о своих открытиях. Элизе всего 27, здоровая и цветущая, она имеет облик типичной фермерской дочери, а не серьезного ученого. Как писатель и редактор журналов, посвященных вопросам здоровья, она хорошо знакома со всеми модными диетами и пищевыми добавками, появившимися в последнее десятилетие.
Собранные ею факты укрепили ее веру в ощутимую пользу необработанной пищи. Перед поездкой она несколько месяцев изучала питательную ценность фруктов и овощей, которые произрастали на Никоя. Поэтому, услышав об огороде Аурелиано, который Хорхе описал как «персональный Эдем», Элиза не смогла упустить возможность встретиться с его хозяином.
