От автора
Это реальная история, основанная на шести годах исследований и интервью с десятками информаторов, включая самого Чарльза Каллена.
Чарли – гордый и сложный человек, который, не считая наши беседы, никогда не делал публичных заявлений и не дал ни одного интервью СМИ. Наше общение продолжалось несколько лет, начиная с его попытки стать донором почки из тюрьмы. Продолжать его он не видит смысла.
Его точку зрения можно проследить на протяжении всей книги, однако конечная оценка принадлежит все же не ему.
Многие люди, молчавшие до этого, выступили для того, чтобы эта книга могла быть издана. Все они рискнули своей конфиденциальностью, некоторые – карьерой и репутацией. Некоторые рискнули своей свободой. Имена и личные подробности были изменены там, где они об этом просили, чтобы защитить их частную жизнь и жизни тех, кого затронули события, о которых рассказывается в этой книге.
Я приложил все усилия, чтобы рассказать эту историю точно на основании фактов, собранных из полицейских отчетов, свидетельских показаний, расшифровок, записей телефонных разговоров, записи слежки, судебных документов, показаний под присягой и личных интервью. Некоторые расшифровки были несколько отредактированы для сокращения объема и ясности, а некоторые диалоги были по необходимости восстановлены на основании документов, перечисленных выше.
Однако, как это всегда бывает с историями об убийстве, главные свидетели лишены голоса. Эта книга посвящается им, а также тем хорошим медбратьям по всему миру, которые отдают свою жизнь заботе о нас.
Часть 1
1
3 октября 2003 года
Чарли считал себя удачливым. Карьера сама нашла его: случайно или по воле судьбы, он не знал. После шестнадцати лет на своей должности Чарльз Каллен был полноценным ветераном, официальным медбратом с дипломом о среднем образовании и степенью бакалавра по уходу за больными. Лицензии на расширенную сердечно-сосудистую реанимацию, внутриаортальную баллонную контрпульсацию и реаниматологию принесли ему стабильные 27,50 доллара США в час в больницах Нью-Джерси и Пенсильвании. Работа была всегда. Даже несмотря на плачевную ситуацию в Аллентауне и Ньюарке, медицинские учреждения расширяли свои центры прибыли, обрастая новыми специализациями и услугами и находясь в вечной конкуренции за привлечение опытных дипломированных медбратьев и медсестер.
К 16:40 Чарльз Каллен сидел в машине, выбритый, намазанный гелем и одетый в белое. Белый верх и белый низ, желтый кардиган и стетоскоп на шее – чтобы все понимали, что симпатичный молодой человек работает в больнице, возможно даже врачом, несмотря на его нежно-голубой десятилетний «форд-эскорт», которого уже коснулась ржавчина. После десяти лет в подвальной квартире в Нью-Джерси путь Чарли теперь начинался из-за границы штата, в Бетлехеме, Пенсильвания. У его новой девушки Кэтрин была там квартира, которую она украшала разными штучками из магазинов открыток: например, красными бумажными сердечками, или поющими хеллоуинскими тыквами-фонариками, или бумажными раскладывающимися индейками – в зависимости от сезона. И хотя Чарли начинала утомлять Кэтрин и двое ее сыновей-подростков, ему нравилось жить у нее. Особенно нравился ему маленький задний дворик, где он мог бездельничать в теплые дни, ощипывая цветы или делая опоры для томатов. Ему также нравилось, что всего пять минут требовалось, чтобы пересечь реку Лихай и оказаться в знакомом потоке на шоссе I-78 (восток) – артерии, выталкивающей тысячи рабочих на их смены в больницах, где не хватало мест, по всему «штату садов», пять или шесть из которых были неофициально закрыты для его найма.
За шестнадцать лет Чарльз Каллен стал объектом десятков жалоб и выговоров, четырех полицейских расследований, двух тестов на детекторе лжи, примерно двадцати попыток суицида и тюремного заключения, однако его профессиональная репутация осталась безупречной. Он переходил с работы на работу в девяти различных больницах и домах престарелых, и из большинства его «отпускали», «удаляли» или «просили уйти». Однако его лицензии медбрата в Пенсильвании и Нью-Джерси оставались чистыми. Каждый раз, когда медбрат Каллен заполнял анкету в новом месте, он выглядел идеальным кандидатом. Его посещаемость была образцовой, служебная одежда – стерильной. Он имел опыт в реаниматологии, кардиологии, вентиляции легких и ожогах. Он давал пациентам лекарства, был первым, кто оказывался на месте, когда аппараты фиксировали смерть, а также демонстрировал навыки в духе оригами при заворачивании тел в пластик. У него не возникало потребности изменить расписание, он не ходил в кино и не интересовался спортом, а также хотел, даже жаждал работать по ночам, в выходные и праздники. У него не осталось обязанностей перед женой и опеки над своими двумя детьми. Свободное время он проводил на диване Кэти, переключая телевизор с канала на канал. Неожиданное поступление или трансфер пациента могли заставить его одеться и выехать из дома раньше, чем начнется рекламная пауза. Коллеги считали его посланником богов графика, настолько хорошим сотрудником, что не верилось в его существование.
Дорога до его новой работы в Медицинском центре Сомерсета занимала по сорок пять минут в каждую сторону, однако Чарли это не беспокоило. На самом деле ему это было нужно. Чарли считал себя разговорчивым, и это подтверждалось тем, что он легко делился неуютными деталями своих ссор с Кэти или нелепо разваливающейся домашней жизни. Однако существовали вещи, о которых он не мог поговорить ни с кем, – тайные сцены, которые он проигрывал в голове только для себя одного. Лишь путь из дома на работу и наоборот позволял ему об этом поразмыслить.
Его маленький «форд» забарахлил после того, как он съехал с дешевого асфальта в Пенсильвании на гладкую дорогу в Нью-Джерси. Чарли держался в левой полосе до знака на съезд номер 18 – маленькую одностороннюю дорогу на трассу 22 в Сомервиль и на Рехилл-авеню. Это была хорошая часть Нью-Джерси, самого богатого штата союза, та часть, про которую не отпускали шуток, – пригородные улицы, усаженные большими деревьями, ухоженные дворы, не испорченные брошенными лодками или сломанными батутами, чистые дороги, на которых чаще встречались взятые в лизинг «сатурны», а не старые «эскорты». Он заглушил мотор в гараже, как обычно приехав раньше, и поспешил к заднему входу в больницу.
За двойными дверями находился никогда не засыпающий шумный город, освещенный гудящими флюоресцентными лампами, – единственное место, в котором Чарли чувствовал себя как рыба в воде. Ступив на сияющий линолеум, он почувствовал прилив восторга, волну тепла, вызванную запахами родного дома: запахами пота, марли и бетадина, ароматами вяжущих средств и антибактериальных детергентов, а также, помимо всего этого, сладковатым запахом человеческого разложения. Он стал подниматься по задней лестнице, перешагивая через ступеньки. Его ждала работа.
Работа Чарли принимала его так, как не принимала почти ни одна другая сфера его жизни, начиная с детства. Чарли описывал его как «жалкое». Он был поздней ошибкой
{1} своих родителей, ирландских католиков и выходцев из рабочего класса, которую они с трудом могли содержать
{2}. Он родился незадолго до смерти своего отца и задолго после того, как все семеро его братьев и сестер выросли и переехали. Их небольшой деревянный дом в Уэст-Ориндже
{3} был мрачным, несчастливым местом, над которым тяготели наркозависимость братьев Чарли, бесконечные беременности и нищета взрослых сестер, а также странные и грубые мужчины, которые приходили их навестить в любое время дня. Только мать Чарли старалась оберегать его от того, что происходило в этих комнатах на втором этаже. Он был крайне привязан к ней, но даже ее любви ему не хватало. Она погибла в автокатастрофе, когда Чарли учился в старшей школе. После этого он остался совсем один. Он ненавидел больницу, которая оставила ее тело у себя, и утешить его было невозможно. Он попытался покончить с собой, вступить в армию, но ни то ни другое не увенчалось успехом. В конце концов он вернулся в больницу, в которой умерла его мать, и нашел свою цель в жизни.
