На третий день Кристина Тот получила странный звонок от постоянного терапевта ее отца, доктора Роберта Сильбермана. Сильберман сказал Кристине, что кто-то из сотрудников больницы – он не знал, кто и зачем, – самовольно заказал несколько анализов крови для ее отца, результаты которых оказались столь же загадочны. В крови Оттомара Шрамма содержался дигоксин, препарат, который ему никто не выписывал. Сильберман сказал, что уровень дигоксина был «выше некуда». Доктор Сильберман не мог объяснить ничего из описанного, но пообещал позвонить, когда будут готовы результаты новых анализов. В 1:25 ночи доктор перезвонил ей, он был шокирован. Новые анализы подтвердили предыдущие. А отец Кристины Тот умер.
«Пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я вам скажу, – говорил Сильберман. – Когда вы приедете в больницу, они спросят, желаете ли вы провести вскрытие. На вашем месте я бы согласился». Кристина ничего не понимала. Из-за дигоксина, сказал Сильберман. Он боялся говорить что-то еще.
Семья Кристины приехала в палату ее отца в Истоне на следующее утро и обнаружила ее пустой за исключением Чарльза Каллена, который все еще работал в свою ночную смену. Кристина почувствовала, что медбрат как будто бы ждал ее. Он провел семью Кристины по коридору в другую палату. Тело Отто Шрамма лежало там, вымытое, причесанное и все еще присоединенное к машинам. Его мертвый вид шокировал Кристину. «Я дам вам немного времени», – сказал Чарли. Эта фраза почему-то напрягла Кристину – будто время наедине с отцом было личным подарком от этого медбрата, – но она прогнала эти мысли. Спустя несколько минут Каллен вернулся. Он хотел знать, планирует ли семья требовать вскрытие.
Кристина вспомнила то, что сказал ее доктор Сильберман. «Полагаю, что да, – ответила она. – Мы думаем об этом».
Каллену будто не понравился ее ответ. «Зачем вам вскрытие?» – спросил он. Он напомнил ей, что в завещании мистера Шрамма был указан отказ от различных мер, таких как система поддержания жизнеобеспечения. Вскрытие – еще более спорная вещь, чем поддержание жизнеобеспечения. Разве не противоречит это тому, чего хотел бы ее отец?
Кристина не стала ничего отвечать. Она просто попросила Каллена удалиться из палаты.
Спустя несколько минут зашла другая сестра, на этот раз женщина. Она тоже спросила Кристину о том, собираются ли они требовать вскрытие.
Кристина ничего не понимала. Ее обрабатывают всей командой или медработники не общаются между собой? Разве она только что не сказала медбрату, который ухаживал за ее отцом, все, что необходимо? «Мы пока не знаем», – сказала Кристина. Сестра кивнула и вышла из палаты, а Кристина вернулась к семье.
Спустя еще несколько минут пришла третья сестра и снова задала тот же вопрос. На этот раз Кристине это надоело. «Да, мы требуем вскрытия! – сказала она. – Разумеется, требуем: кто-то из ваших сотрудников дал моему отцу большую дозу лекарства и…»
«На вашем месте я бы больше ничего не говорила», – сказала сестра
{85}.
17
Смерть Оттомара Шрамма стала предметом внутреннего расследования, а когда в его крови обнаружили потенциально смертельную дозу дигоксина, который ему не выписывали, вскрытие передали окружному судмедэксперту
{86}. В конце концов следствие пришло к выводу, что смерть была несчастным случаем, однако Чарли этого так и не узнал и никакого влияния этот факт на него не оказал. Он все равно не собирался оставаться в Истоне надолго. Ему не подходило это место. К тому времени, как в марте 1999 года к нему стали появляться вопросы, Чарли уже был полноценным сотрудником отделения ожогов в больнице Лихай-Вэлли.
В ожоговом отделении Лихая пациентов все еще чистили на металлических койках и использовали костюмы высокого давления, но криков в них было гораздо меньше по сравнению с тем временем, когда Чарли начинал свою карьеру. Об этом позаботились новые препараты с приставкой «бензо», они помогали легче воспринимать стресс и боль. Морфий – традиционный препарат – казался более примитивным по сравнению с новым классом болеутоляющих, особенно с оксиконтином, который поступил на фармацевтический рынок всего за три года до этого
{87}. Теперь существовали препараты, способные блокировать боль даже у самых юных пациентов.
Вместе с новыми препаратами пришла и новая система их отслеживания и распространения – компьютеризованные хранилища под названием «Пиксис медстейшенс», разработанные компанией «Кардин хелс» из Огайо. Машина «Пиксис» представляла собой огромную металлическую кассу с препаратами, компьютерным экраном и клавиатурой сверху. Не все медработники были в восторге от такого компьютеризованного аспекта своей работы, но Чарли это нравилось. Он всегда умел обращаться с техникой и оценил систему отслеживания выдачи препаратов медбрату так же, как это делает банкомат, выдавая наличные, – систему, которая связывает каждую выдачу с учетной записью конкретного пациента, но запись-то создает медработник. «Пиксис» упростила отчетность и позволила аптекам определять, где именно препарата осталось мало, чтобы можно было пополнить запасы. Система была полезная, но далеко не идеальная. В конце концов, это был еще один инструмент для очень тонкой работы, которым пользовались люди, имеющие собственные недостатки.
