Дэнни встретил гроб в офисе доктора Мамбо в компании одного молодого сержанта отделения, Брайана Хоуи. Карты так совпали, что Гэлл был пастором Хоуи. Сержант присутствовал, чтобы поклясться перед Богом и местным судмедэкспертом, что это труп его священника. Дэнни отдал Брайану камеру и дополнительную пленку, пока судмедэксперт открывал замок гроба и записывал содержимое.
1. Одна черная библия.
2. Одна пара серых очков.
3. Одна белая подушка с ленточками и цветами.
4. Одна пара черных ботинок.
5. Одна ряса, коричневая.
6. Одна пара черных штанов.
7. Одна белая ряса.
8. Одна пара черных носков.
9. Один коричневый шарф священника.
10. Один черный ремень.
11. Одна черная рубашка.
12. Три цветные фотографии.
13. Один белый воротник.
14. Одна ДНК-карта.
15. Один набор отпечатков.
Мамбо подходил к делу дотошно и профессионально. Он быстрым движением сменил перчатки, вернулся к диктофону и описал тело в том состоянии, в котором нашел: эксгумированные и забальзамированные останки упитанного и слегка бледного белого мужчины, ростом 175 см и весом в 70 кг, внешний вид соответствует указанному возрасту – 68 лет.
Мужчина был лысым, а его лоб не отличался ничем примечательным. Слизистая оболочка глаз бледная, радужная оболочка сероватая, зрачки одинаковые, круглые, средних размеров. Лицо не повреждено при эксгумации. Небольшая зеленая плесень покрывала нос Гэлла и бóльшую часть его щек. Уши чистые.
Мамбо снял с трупа религиозное облачение, обнаружив, что разрез от трахеостомии заполнен гелем. Три грубо зашитых надреза на верхней части правой груди были покрыты толстым слоем белого гранулированного геля – результат бальзамирования, так же как и белые пластиковые кнопки троакара, видневшиеся в области живота. Вниз от груди он обнаружил еще больше плесени, от зелено-серой до черной. На руках плесени не было, но много было на пальцах – толстые мохнатые наросты начинались от пояса, черные, а затем и зеленые, а заканчивались на уровне колен, словно мохнатые шорты. Плесень на голенях была желтоватой, а стопы были покрыты ей, словно тапочками. Именная метка на мизинце ноги была подписана «Медицинский центр Сомерсета». Мамбо записал это и приготовился к вскрытию.
Начав с торакоабдоминального разреза, Мамбо пошел по трахее в направлении легких – темно-красных, жестких и заполненных гранулированным гелем для бальзамирования. Сердце священника весило 660 граммов и носило на себе следы перенесенных злоключений. Затем Мамбо начал собирать образцы для токсикологов. Он взял гель с правой части шеи, марлю из пролежней на крестце и плесень с тела и поместил каждый образец в маленькую капсулу с ярлыком. Он взял образцы с ногтей на каждой руке и целый ноготь с большого пальца левой ноги, откачал жидкость из брюшной полости и селезенки, взял волосы с тела, маленькие кусочки легких и почек, печени и тонкой кишки, обоих яичек, ребра, диафрагмы, селезенки, мозга, позвоночника и сердца. Мамбо изъял содержимое желудка, наполнил шприц вязкой слизью из глаз и, прах к праху, наполнил еще один пузырек могильной землей
{209}. Работа Мамбо закончена. В это же время в Сомерсете только начиналась очередная ночная смена.
41
В ночь перед Хеллоуином Чарли ехал на работу, в то время когда остальные возвращались домой. Он проезжал через рабочие пригороды вместе с такими же машинами, как у него: компактными моделями с тихим двигателем и наклейками на бампере, – наблюдая, как они одна за другой вливаются в поток. Почетный Студент, Мать-Земля, Морпех – все вместе и в то же время по отдельности, каждый из них был одинок в этой гудроновой реке. Всю свою жизнь он был одинок, непонят, осуждаем людьми за впечатление, которое производил при первом знакомстве, пока не нашел способ получать то, чего хотел. Дорога была смертельно унылой: автомойка, пустая китайская забегаловка, пустой шиномонтаж, пустой солярий. Вывески превратились в набор отдельных букв и знаков, в пустующие, как петля на виселице, рамки. «Прайс чойс», «Чайлд кэйр», «Нэйл ван». Побитые жизнью мужчины в кепках с изображением марки сигарет пересекали пустыри по пути из одного магазина в другой, мужчины без профессии и униформы, в отличие от Чарли. Пустыри зарастали сорняками со стеблями, толстыми, словно ногти.
На шоссе движение ускорилось, неожиданно и плавно. Трасса I-78 начинается со съезда и представляет собой четыре быстрых полосы; на протяжении сорока минут езды можно наблюдать настоящие фермы, милые холмы и ярко-зеленый лес, на удивление сельский пейзаж. Чарли вновь въехал в Нью-Джерси, медленно двигаясь по пригородным улицам, которые выглядели престижнее, чем его Бетлехем: двухэтажные дома в стиле колониального модерна с гаражами, в которых жалюзи аккуратно закрывают панорамные окна, а дверные молотки сделаны в форме американского орла; дорогие сезонные фасады из декоративной кукурузы и тыквы поразительных размеров и грубого массива. Окружающий его город, который можно было бы назвать «милым», казалось, положительно повлиял на Чарли. Он пересек черту Сомервилля, проезжая показатели статуса его работодателя: престижные дома и престижные машины, незаржавевшие «ниссаны» и «субару», – как вдруг позади раздалась полицейская сирена.
Офицер проявил вежливость, но Чарли был раздражен. Полицейский сказал ему, что конфискует машину. Чарли почувствовал, что на него давят, – но он всегда так думал, когда его останавливали. В этот раз, однако, он был прав. На него и вправду давили.
Чарли начал спорить. Конфискация, предположительно, была связана со штрафами за парковку, которые Чарли не оплачивал еще со времен жизни в Филлипсберге. Но ведь, пожаловался Чарли, никаких серьезных штрафов, о которых он бы знал, – на самом деле у дома в Филлипсберге даже была подъездная аллея. Какие могут быть штрафы? Это было нечестно, и Чарли уже был готов закатить скандал. Однако офицер, к удивлению Чарли, внимательно его выслушал. Назвал его «сэр», и, казалось, сделал это искренне. Он пообещал разобраться с ситуацией сегодня же.
Пока же Чарли отвезут на работу в полицейской машине – «форде» последней модели, с сияющей краской и запахом воска. Чарли нырнул в тепло кожаного сиденья и официального статуса и обнаружил, что, несмотря на всё, наслаждается ситуацией. Несколько часов спустя Чарли позвонили и сказали, что он был абсолютно прав – произошла ошибка, как он и считал, так что в качестве компенсации офицер доставит машину прямо к больнице. Это была история, которую он мог бы рассказать Эми, когда они будут работать вместе. Это был идеальный пример того, как его правота оказывается непонятой в обстоятельствах его безумной жизни.
Сама по себе смена была ничем не примечательной, даже скучной. Чарли занялся своими пациентами, их мытьем, вытиранием и смазыванием, размышляя в это время о своей истории, о том, что Эми о нем подумает и как будет смеяться. Его смена почти закончилась, когда его попросили пройти в офис.
