Исполнительный директор Сомерсета Деннис Миллер произносил перед сотрудниками речь, когда она зашла в зал. Эми направилась прямиком к бару, заказав два «Хайнекена» достаточно громко, чтобы некоторые обратили на нее внимание. Миллер все еще говорил. Эми взяла пиво, допила одно, заказала еще и понесла его в направлении того места, где сидели сестры. Она драматично опустилась в свое кресло, сделав восторженное лицо всем знакомым, поднимала бокал и вообще создавала слишком много суеты. Мужчина у микрофона продолжал говорить. Миллер. Эми сфокусировалась на его красном лице и красном галстуке. Он говорил о Чарли. Миллер не упоминал его имя, но речь шла о нем. Он поздравил Сомерсет с тем, что они не испугались и заявили о нарушениях. «Бла-бла-бла», – сказала Эми. Вот что это было. Мотивационная речь. Он присваивал себе все заслуги. Я заявил об этом, я заявил о том. Эми стало противно. Она заявила об этом. Она рисковала своей работой. Разве никто больше не понимал, какая это чушь? Эми осмотрела лица сидящих за столом в поисках поддержки, но все остальные просто слушали Миллера и ждали, пока он закончит, чтобы съесть десерт. Эми от этого тошнило. Она подозвала официанта и заказала два бокала белого вина.
Миллер говорил: другие больницы смотрели на это сквозь пальцы, но мы вышли с открытым забралом, как команда.
«Бред», – сказала Эми, может быть, слишком громко.
Он говорил, что гордился Сомерсетом за то, что они обеспечили безопасность пациентов.
«Ложь, ложь, ложь, – сказала Эми, – бла-бла-бла».
Теперь все за столом смотрели на нее. Некоторые улыбались: типичная Эми.
Эми знала, что выглядела сногсшибательно, но задумалась, не смотрят ли на нее отчасти из-за Чарли. Разумеется, никто из ее коллег не знал, что она была тайным информатором и работала с офисом прокурора, что сегодня днем она обедала с убийцей или что в последние несколько недель тайно выносила улики из больницы. Она видела, как за другими столиками все наклоняются и шепчут что-то друг другу, смотрят на нее. Ходили слухи, и поэтому во взглядах читалось: она одна из нас или одна из них? На тот момент она и сама не знала. Она похлопала чуть громче, чем нужно, когда Миллер сошел со сцены, и выпила раунд шотов. Свет потух, заиграла музыка, несколько ее случайных коллег похлопали в ладоши, встали на одно колено и выстрелили в воздух из воображаемых пистолетов.
Эми увидела, как Миллер ходит от столика к столику с напитком в руке. Она встала и подкралась к нему, подождала, пока он заметит. Он заметил. Ему понравилось платье. Он наклонился, прокричал ей что-то в ухо. Эми не могла не услышать и все равно ответила: «Что?»
Миллер подозвал официантку с напитками, взмахнув двумя пальцами. Он выглядел самоуверенно. Один из этих людей у власти с аккуратной бородкой и кучей седины в волосах. Она его ненавидела. Он наклонился к ее груди. «Я должен узнать твое имя! – сказал он. – Кто ты?»
Эми допила вино, оставив немного на губах, и прислонилась ими к его уху. «Я лучшая подруга Чарли Каллена!» – ответила она.
Миллер выпрямился. Эми показалось, что у него изменился цвет лица, хотя она не была уверена, что дело не в освещении. Она подумала, что он уйдет, сбежит к бару, но он остался на месте. «Я тебя знаю», – сказала она. Она снова наклонилась, взглянув ему в глаза.
«Знаешь, да?»
Эми поняла, что ему нравится, то, что музыка заставляет их наклоняться и дышать друг другу в лицо. «Да, – сказала она. – А ты меня знаешь?»
«Теперь – да», – ответил Миллер. Он взял ее за руку. Она позволила ему отвести себя на танцпол.
«Я кое-что знаю, – сказала Эми сквозь музыку, – я знаю, что произошло. У вас есть секреты, мистер… закулисные тайны». Миллер ей усмехнулся. Кажется, он думал, что она с ним флиртует. Она понаблюдала за тем, как он сделал легкий разворот, словно на школьных танцах, со своей самоуверенной улыбкой на лице. Эми хотелось изрыгнуть на него все, что она о нем знала. Просто выместить на нем весь свой день, каждую эмоцию, каждый страх, все тайны и всю злость. Она хотела, чтобы он боялся так же, как она. Чтобы он был хотя бы скромным. Они танцевали не друг с другом, а скорее напротив друг друга, каждый в своем ритме. Эми исполняла танец, в котором указывала на него так, словно хотела его пристыдить. «Я кое-что знаю, – прокричала она, – важные новости. Важные-преважные новости».
Миллер прислонил руку к уху, даже не пытаясь ее услышать, и взял ее за руку, чтобы она покрутилась. Но теперь ее подруги их фотографировали. Типичная Эми! Вспышки фотоаппаратов напоминали стробоскопы. Эми посмотрела на свою руку, на мужчину в галстуке, на фотографов. Кто она такая? Она наслаждалась вниманием, злилась на этого мужчину, танцевала… Она была пьяной. Пьяной, запутавшейся и на рабочей вечеринке. «Ты – лжец», – сказала Эми, развернулась и пошла к столику своих подруг. «Дэннис Миллер – лжец, – объявила она, – он лжет».
Эми не знала, что делать дальше, и поэтому пошла к бару. Она попробовала выпить еще, пофлиртовать с симпатичным доктором. Наконец она вышла на парковку. Отдаленные звуки шоссе сливались с музыкой. Она посмотрела наверх, но не увидела ни звезд, ни неба.
61
Чарли выехал на своем «форде-эскорте» с парковки ресторана «Зэ Офис» в поток движения на западной части 22-го шоссе в 16:40. Дэнни дал сигнал офицерам Тимоти Масто, Майклу Вануверу и детективу Дагласу Браунлаю, которые располагались дальше по улице в машине департамента шерифа округа Сомерсет без опознавательных знаков. Они с Тимом хотели сделать это сами, но офицером, который арестует Каллена и зачитает ему права, не мог быть тот, кто впоследствии будет его допрашивать. Тим понял, что, если арестовать парня и сказать: «У вас есть право хранить молчание», а затем пытаться его разговорить, он подумает, что ты издеваешься. Лучше пускай его остановит полицейский в форме на обычной служебной машине, чтобы это выглядело как рутинная дорожная проверка. Затем, если повезет, Каллен будет готов разговаривать с парнями в костюмах.
Спустя пятнадцать минут машина с сиреной выехала за Чарли и остановила его. Чарли вырулил на заасфальтированную обочину перед поворотом на Фронтир-роуд. Офицеры приказали ему выйти из машины и лечь на землю, затем заковали Чарли в наручники и посадили на заднее сиденье полицейской машины. Его отвезли в офис окружного прокурора на Норт-Бридж-стрит и пристегнули наручники к цепи, привинченной к полу в комнате для допросов. Затем появились Тим и Дэнни.
Чарли посмотрел на мужчин в костюмах, больших парней в маленьком помещении. Оба стояли над ним, прикованным к полу.
«Приветик, – сказал Тим. Он показал большим пальцем на себя и Дэнни. – Помнишь нас?»
Чарли опустил взгляд.
«Ну и где ты теперь, урод?»
Чарли попытался отвернуться, но был пристегнут на слишком короткую цепь. Мужчина продолжал говорить.
«Ага, вот так, большой сукин сын, – сказал Тим, – я же тебе говорил. Говорил ведь?»
Тим был острым на язык и признавал, что наслаждался этим. Но издевательства над Калленом были призваны не только удовлетворить его словесный зуд. Тим знал, что Чарли Каллен много раз был объектом расследования, но никогда не ощущал на себе последствий. Он принимал решения, а платили за них своими жизнями другие люди. И не важно, как он выглядел в тот момент, этот факт означал, что Каллен – самовлюбленный тип. Нет более окончательной формы контроля над другим человеком, чем убийство.
