Леонардо с недоверием воззрился на него:
– Не подводит ли меня слух? Ты сказал «колосса»? И утверждаешь, что сумеешь изваять его целиком из камня Дуччо? Без каких-либо добавок мрамора? – Рисунки у мальчишки действительно талантливые, но мозги-то явно набекрень.
– Безусловно! – В решительном тоне Микеланджело не было и намека на насмешку.
– Смелое заявление, молодой человек, – снова вступил в беседу Джузеппе Вителли. Леонардо, к своему неудовольствию, отметил в его голосе нотки восхищения.
– И какой же высоты, вы предполагаете, будет этот так называемый колосс? – поинтересовался Леонардо, краем глаза наблюдая за лицом Джузеппе.
Микеланджело в ответ пожал плечами:
– Такой же, как сам блок.
В толпе удивленно зашептались.
– А что? Какой он высоты, камень Дуччо? – спросил Микеланджело.
– Девять braccia, – охотно сообщил Леонардо.
Микеланджело поднял голову, словно старался представить себе, сколько это будет. Значит, колонна Дуччо (так еще называли этот блок) втрое превышала рост среднего мужчины. Микеланджело задумчиво кивнул:
– Да. Так будет в самый раз.
Зрители ахнули.
Леонардо нахмурил красивые брови. Еще ни один скульптор со времен древней Римской империи не ваял статуи такого гигантского размера из цельного куска мрамора. Даже замахнуться на это великое дело – и то немногие решатся. А у этого юнца безрассудства хоть отбавляй, как у осла, который рвется на манеж, чтобы сразиться со стаей голодных львов.
– Скажи, Буонарроти, которая из этих глыб – камень Дуччо? – Леонардо обвел рукой двор мастерской.
Микеланджело осмотрелся и пожал плечами.
– Хочешь сказать, что никогда его в глаза не видел? – настаивал Леонардо.
– Нет, – насупившись, признался Микеланджело.
– Ну что ж. – На губах Леонардо расцвела непритворная улыбка. Сколько он повидал их на своем веку – этих юных дарований, самонадеянных и малообразованных, гордо заявляющих миру о своих дерзких планах, а потом исчезающих неведомо куда, так и не сотворив ничего путного. Этот из их числа. – Тогда окажи мне честь, мой юный друг, и позволь представить тебе легендарный мрамор.
Микеланджело
Леонардо сделал приглашающий жест, и Микеланджело последовал за ним, внимательно оглядывая мраморные глыбы и обломки, в беспорядке разбросанные по обширному двору соборной мастерской. Он искал гигантский блок, сверкающий девственной белизной и источающий волшебное сияние, но ничто не походило на тот камень Дуччо, какой он столько раз рисовал в своих мечтах. Леонардо отступил в сторону и ткнул пальцем в землю. Но Микеланджело увидел там лишь груду булыжников.
Тогда Леонардо присел и положил руку на длинный и узкий, бурый от грязи камень, заросший травой и лежащий в луже.
– Знакомься, мой юный друг, это камень Дуччо.
Сердце Микеланджело пропустило удар, потом еще один и еще. На вид покалеченный блок был слишком вытянутым и узким, чтобы из него могла получиться человеческая фигура, почти посередине в нем зияла здоровенная выбоина, на другой грани виднелась безобразная зазубрина. Поверхность камня, десятилетиями подвергавшаяся воздействию солнца и дождей, стала тусклой и безжизненной. Погодные явления плохо влияют на мрамор, делают его хрупким и ломким, и этот несчастный блок, скорее всего, рассыплется, едва Микеланджело прикоснется к нему резцом, что уж говорить о молотке. У свежего мрамора поверхность белая и податливая, он живой, он дышит, распевает гимны и говорит с резчиком. Микеланджело опустился на колени и потрогал глыбу рукой в надежде уловить хоть какое-то биение жизни, но не почувствовал ничего.
Снизу вверх Микеланджело посмотрел на других мастеров, подошедших ближе. Те мрачно закивали, всем видом показывая, что дело безнадежное. Теперь было понятно, почему они столь охотно отошли в сторону, – они уверились в том, что ничего ценного из этого подпорченного камня не сделаешь, и, чтобы самим не садиться в лужу, передали эту сомнительную честь великому Леонардо.
– А что вы собираетесь сделать из этого камня? – спросил Микеланджело.
– Собираюсь докупить еще мрамора, – ответил Леонардо с холодной расчетливостью, способной довести до бешенства кого угодно. – Новый кусок для головы, еще сколько-то для передних лап и, конечно, большой блок для задних. Это единственно возможное решение.
Теперь только Микеланджело заметил эскизы на мольбертах и странную фигуру в сверкающем чешуйками костюме и с уродливой маской на голове. Фигура делала механические движения руками, тяжело переступала ногами. Какой-то балаган, представление придворного шута, а не заявка на участие в творческом конкурсе!
– Маэстро намерен изваять дракона, – пояснил Содерини. – Несомненно, это будет зрелище куда более впечатляющее, чем еще одна статуя еще одного человека.
Микеланджело, вскочив на ноги, заговорил страстно и убежденно:
– Ничто и никто не превзойдет человека. Мы, люди, есть величайшее творение Господа. Воздавая славу человеку, мы славим самого нашего Создателя…
По лицу Джузеппе пробежала тень беспокойства. Он с сомнением выгнул бровь.
– Погодите-ка. В римской мифологии Геракл был полубогом, ведь так? Языческий герой…
– Да. Язычник. И это никак не подходит для церкви. – Содерини многозначительно поднял палец. – К тому же дракон Леонардо будет двигаться, как живой, и дышать пламенем.
Микеланджело нахмурил лоб:
– Двигаться, вы говорите? Да еще и дышать огнем? Это невозможно.
– Для тебя, вероятно, невозможно. Но не для меня. – Леонардо указал на свои эскизы. – Я уже разработал механическое приспособление, которое позволит моему дракону двигаться в течение сотен лет. За основу я взял механизм наподобие часового.
Микеланджело замотал головой:
– При чем тут механика?! Мрамор – вот что не выдержит постоянного движения. Он слишком мягок, непрочен. Он развалится на куски.
– В любом случае этот мрамор, – Леонардо указал на камень Дуччо, – уже и так пришел в негодность за те годы, что над ним трудилась непогода. Да и бесталанные руки попортили его не меньше.
– С этим не поспоришь, – согласился Микеланджело.
– Единственный выход – добавить хорошего свежего мрамора. А твоя затея изваять колосса из одного этого блока – может, и похвальная, но пустая. Ничего у тебя не выйдет, это невозможно.
– Для вас, вероятно, невозможно. Но не для меня. – Микеланджело вернул Леонардо его же слова.
– Слишком высоко ты метишь, мой мальчик, – высокомерно процедил маэстро.
Микеланджело подумал, прежде чем ответить.
– Полагаю, большая опасность для многих из нас состоит не в том, чтобы потерпеть неудачу, поставив слишком высокую цель, а в том, чтобы добиться успеха, поставив цель слишком низко.
