– Держи вора! – Заметивший пропажу птицелов оставил гуся и заорал на весь рынок.
– Не стоит так волноваться, я заплачу тебе за твоих птиц. – Леонардо примирительно улыбнулся. Такой фокус он уже неоднократно проделывал на дюжине рынков по всей Италии. Торговцы всякий раз осыпали его бранью за то, что он лишил их с трудом добытого товара, а зеваки хихикали, разглядывая странного чудака, попусту тратящего свои деньги. Но пока клиент платит, он прав.
Леонардо полез в кошель, чтобы достать несколько сольди. Однако пальцы уперлись в дно, не нащупав ни одной монеты.
– Что же ты? Давай мне мои деньги! – зло зашипел птицелов. Леонардо снова пошарил в кошеле, но тот был безнадежно пуст.
Все ясно. Салаи. Негодник умудрился стащить деньги еще до того, как Леонардо отправился на рынок.
– Чтоб тебя, проклятый ворюга! – Торговец грубо схватил Леонардо за левое запястье и вытащил из-за пояса тесак. – Ты отнял у меня моих птиц, а я отниму у тебя твою руку.
– Погоди, у меня есть деньги. – Леонардо старался говорить спокойно, не позволяя прорваться наружу зарождающейся внутри панике. Он шарил по карманам в поисках завалявшегося флорина, но и они были пусты. – Позволь я схожу в студию, тут недалеко, и принесу тебе денег столько, сколько ты скажешь. – Пока Леонардо тщетно пытался разжать железную хватку птицелова, из-за соседних прилавков вышли и окружили его кузнец, свечник, лесник и фермер. Они тоже не любили воров: отпустишь одного такого, и глядишь – в следующий раз обнесут твой прилавок. Кузнец вцепился в плечо Леонардо, фермер обхватил его за шею. Леонардо был сильным, но не настолько, чтобы справиться с пятью разозленными мужчинами.
– Да отстаньте! Пустите меня! Я Леонардо да Винчи!
– Плевать я хотел на то, как тебя звать и из какого ты Винчи. Я никому не позволю средь бела дня красть моих птиц, и тебе это тоже с рук не сойдет.
Торговцы, дружно навалившись на Леонардо, заставили его согнуться и, вывернув ему левую руку, распластали его на прилавке.
– Но я добрый, – глумливо ощерился птицелов. – Я отсеку тебе не правую, а левую руку.
– Но я левша!
– А это уж, дружок, не моя печаль. Дело решенное, я отрублю прегрешившую руку, пусть больше не вводит тебя в соблазн, не посягает на чужое добро. – Птицелов сплюнул и поднял оружие над головой.
– Постойте! Деньги этого человека у меня! – Звонкий женский голос взлетел над разноголосым гомоном рынка.
Леонардо, уже зажмурившийся от ужаса, приоткрыл глаза.
Тесак замер в воздухе.
– Ну что там еще? – проревел торговец.
Фермер придерживал Леонардо за шею, однако тому удалось извернуться и посмотреть, что происходит. Как раз в этот момент из толпы любопытствующих вышла женщина лет двадцати.
Леонардо прежде не встречал ее. Она была одета в длинное платье из струящегося кремового шелка; золотое шитье украшало корсаж и манжеты, отливающие металлическим блеском ленточки-тесемки накидки трепетали и переливались за спиной, будто сложенные крылья. «Безусловно, хорошенькая, но до ослепительной красавицы ей далеко», – заключил Леонардо. Фигура и полные груди – как у всякой познавшей материнство замужней матроны. Лицо формой напоминало сердечко: нежно округлые скулы плавно переходили в слегка заостренный подбородок. Длинные вьющиеся каштановые волосы, гладкая оливковая кожа, кофейного цвета глаза – в общем, типичная итальянка. Правда, в отличие от большинства благовоспитанных дам, она имела прямой и решительный взгляд и при разговоре с мужчинами безо всякого стеснения смотрела собеседнику в глаза.
– Полагаю, здесь более чем достаточно, чтобы восполнить потерю ваших птиц, – заявила она, небрежно бросив на прилавок торговца несколько золотых монет.
– Мадонна! – Молодая женщина явно была знакома торговцу: его красная рожа расплылась в снисходительной улыбке, и стало видно, что вместо передних зубов у него торчала пара пожелтевших огрызков. – Вы, как я погляжу, здесь одна, без супруга? Я безмерно ценю ваше благородное желание расстаться с его деньгами, чтобы помочь этой заблудшей душе, однако вор все равно остается вором. Я никак не могу отпустить его, не забрав его руки. Долг обязывает меня быть справедливым.
– Деньги не мои и не моего мужа. Они принадлежат этому господину, – ответила женщина надменным, исполненным достоинства тоном, хотя Леонардо не находил в ее облике ничего, что указывало бы на ее благородное происхождение; она явно была всего лишь супругой торговца. – Он передал их мне на сохранение, а у меня не было возможности вернуть их ему. Он вовсе не виноват в том, что оказался без денег и не смог расплатиться с вами. Виновата в этом я одна. – Закатав рукав, она обнажила руку до локтя и положила ее на прилавок рядом с рукой Леонардо. – Если вам так уж хочется непременно оттяпать кому-нибудь руку, рубите эту. – Незнакомка твердо выдержала злобный пристальный взгляд торговца. Никогда еще Леонардо не видел, чтобы женщина простого происхождения так свободно, смело и властно разговаривала с мужчиной. Даже Изабелла д’Эсте не осмелилась бы на подобное, не имей она поддержки в виде толстых крепостных стен, покорного ее слову войска и титула правительницы.
Один из державших Леонардо торговцев ослабил хватку и в смущении ретировался за свой прилавок. Толпа начала расходиться. Отрубать руку женщине – дело совсем уж недостойное.
Птицелов спрятал тесак за пояс и жадно сгреб с прилавка золотые монеты.
Незнакомка схватила Леонардо за локоть и потянула прочь:
– Andiamo, давайте поскорее уйдем отсюда!
Петляя, они стали пробираться между прилавками, минуя кипы разложенных ковров, груды глиняной посуды, шеренги цветов в горшках и винных бутылок. Наконец они выбрались с рынка и оказались на краю залитой солнцем площади.
– Ступайте. Убирайтесь отсюда, да поскорее, – велела ему спасительница и повернулась, чтобы уйти.
– Погодите, – окликнул ее Леонардо. – Что побудило вас выручить меня?
Она посмотрела на него:
– А что побудило вас выпустить тех птичек?
– Скажите хотя бы ваше имя, чтобы я мог возместить вам деньги, которые вы потратили… – Леонардо с интересом вглядывался в ее лицо: ее оливковая кожа излучала таинственное сияние, в ее карих глазах отражался весь мир. – Муравей подобрал зернышко пшеницы, – заговорил художник торопливо, едва не проглатывая слова, в отчаянной надежде отсрочить ее уход. – А зернышко молвило: «Если ты подождешь и дашь мне сделать мое дело, я пущу корешок и вознагражу тебя тысячами таких же зернышек, как я». Кроха муравей послушался зернышка, и то сдержало свое обещание. Пожалуйста, позвольте и мне стать вашим зернышком. Вы спасли мою руку. Разрешите отплатить вам.
Женщина покачала головой.
– Если не деньгами, то хотя бы моим трудом. Я могу написать вас, я живописец…
– Я знаю, кто вы. Лучше научитесь летать, Мастер из Винчи. Это и будет мне хорошей наградой. – Она подобрала подол платья и поспешила назад на рынок.
