– Ты ведь все еще пытаешься почувствовать свою статую, верно? Оставь уже эмоции в стороне и начинай мыслить. Ты должен изучать природу, исследовать человеческое тело, собственными глазами пытливо разглядывать каждую его черточку. Мудрость – дочь опыта, да будет тебе известно.
– Вы унизили меня перед моими согражданами флорентийцами. Вы обошлись со мной как с неразумным дитятей. А теперь, когда знаменитый камень передан мне, пришли напрашиваться мне в друзья? В наставники? Хотите стать Донателло для моего Дуччо?
Микеланджело покончил с ковкой второго резца и поднялся на ноги.
Встал и Леонардо.
Сангалло тут же сделал шаг вперед, чтобы оказаться между ними.
– Допускаю, что, когда камень и заказ присудили тебе, Микеланджело, Леонардо мог выйти из себя и наговорить обидных слов…
– Но, разумеется, можно извинить того, кто в пылу момента наговорил всякого, чего вовсе не имел в виду, – добавил Леонардо, вспомнив то жгучее оскорбление, что бросил ему в лицо Микеланджело в вечер их знакомства.
– Да знаю я, зачем вы явились, – хрипло выкрикнул Микеланджело.
«Ого, раненый бык совсем разъярился», – отметил про себя Леонардо.
– Раз уж камень вам не достался, вы измыслили другой способ примазаться к его славе, вот и набиваетесь мне в учителя.
Леонардо открыл рот для ответа, но Перуджино вовремя вмешался:
– Леонардо знает, как решить твою головоломку.
Микеланджело и Леонардо сверлили друг друга яростными взглядами. Ни тот, ни другой не желали уступить в этой дуэли.
– Не вы ли утверждали, что из этой покалеченной глыбы невозможно изваять сколько-нибудь приличную статую?
Микеланджело схватил скульпторский молоток и двинулся вокруг колонны.
Леонардо пожал плечами.
– Что с того? Я всего лишь на миг изменил своему кредо, которое гласит: нет ничего невозможного. Твой камень еще можно спасти. Я недавно был на рынке, где мне чуть не отрубили руку… впрочем, это неважно… Торговцы вывернули меня и прижали к прилавку… – Он вытянул руку назад и пригнулся, демонстрируя ту жалкую позу, о которой в другой ситуации не хотел бы вспоминать. – И тогда меня осенило.
Вокруг собрались несколько любопытствующих горожан, и Леонардо возвысил голос, чтобы его слышали и в отдалении.
– Видишь этот выступ? – Он указал на ту уродливую выпуклость, из-за которой колонна клонилась влево. – В нем – ключ ко всей композиции. Если ты изогнешь фигуру вот так, – Леонардо подошел к колонне и встал рядом, выгнув спину и выставив левое плечо, – то полноразмерная фигура тютелька в тютельку впишется в этот камень. Возможно даже, вот здесь, сверху, останется кусок на то, чтобы высечь какую-нибудь опору… – Леонардо указал на верхнюю часть колонны. – Конечно, поза довольно неловкая, и я не представляю, как она может быть соотнесена с замыслом твоего Геракла… извини, твоего Давида, но уверен: время поможет найти правильный ответ. Давай, я нарисую тебе… – Леонардо взял один из листов, приготовленных Микеланджело для зарисовок, и сангину, быстро набросал несколько мощных, удивительно точных линий и повернул рисунок так, чтобы он стал виден Микеланджело и всем желающим.
– Вот видишь? – сказал Сангалло. – Он старается помочь.
Микеланджело грубо выхватил у Леонардо лист, некоторое время поизучал его, потом скомкал и швырнул в огонь.
– Считаете себя очень умным? Вот только мне непонятно, отчего я должен прислушиваться к вашим советам по части скульптуры? Имея в распоряжении все сокровища миланской казны, вы так и не сумели отлить бронзовую статую для герцога Сфорца!
У Леонардо задергался левый глаз.
– Началась война, и весь запас бронзы пошел на пушечные ядра.
Микеланджело впился в него взглядом, плотно сжатые губы изогнулись в усмешке. Леонардо показалось, что на его плечи навалился неимоверный груз. Каким-то сверхъестественным чутьем этот малый угадал позорную правду: не одно лишь отсутствие бронзы помешало ему отлить конную статую герцога Сфорца. Фатальная ошибка закралась в сам замысел колоссальной скульптуры: точеные ноги коня никак не выдержали бы огромного веса его и всадника. Но как он прознал об этом просчете, об этой ревностно оберегаемой художником тайне? Он что, видел глиняную модель статуи в Милане еще до того, как ее уничтожил варвар-француз? Или сумел догадаться по чьим-то чужим рисункам?
– Вы пытались прикрыть свою ошибку, – страстно продолжал Микеланджело. – Вы забросили статую из страха опозориться. А герцог Сфорца лишился своих денег, ничего не получив взамен. Но что хуже всего, – в глазах Микеланджело закипали злые слезы, – эти глупые миланцы верили в вас, как в чудодея. Никто, никто не должен вам верить. А всякий, кто делает это, – тупоголовый осел.
– Что ж, синьоры, думаю, нам пора. – Перуджино повернулся к выходу из двора. – Молодому человеку явно требуется побыть одному. Поработать.
– Лимонное деревце, – превозмогая бушующие внутри чувства, сквозь сжатые зубы проговорил Леонардо, – страшно возгордилось, узнав, что оно способно плодить лимоны. На радостях оно решило отделиться от других деревьев, считая себя выше их. Но ветры быстро выкорчевали из почвы одиноко стоящее деревце. Не уподобляйся ему, мой юный друг, принимай помощь от тех, кто рядом с тобой.
– Говорите, этот выступ и есть ключ ко всей композиции? – Микеланджело крепко сжал в руке молоток.
– Да, только этот выступ и позволит осуществить замысел. Без него… – Леонардо покачал головой.
– Значит, говорите, этот? – проскрежетал Микеланджело и быстро взобрался по лесам, чтобы было удобнее подобраться к выступу. – Который все время так и мозолит мне глаза?
– Да, его я и имею в виду.
– Этот самый?
– Да, он.
С перекошенным от бешенства лицом Микеланджело с размаха ударил молотком по центру выступа.
Леонардо отшатнулся.
– Почему. Ты. Не желаешь. Говорить. Со мной? – рычал Микеланджело, в такт словам исступленно обрушивая молоток на мрамор. Сила ударов нарастала, как и его ярость.
Целый вихрь мраморных крошек и пыли взвился вокруг троих мастеров искусств. Зеваки, глазеющие с безопасного расстояния, начали вопить и улюлюкать. Даже рабочие при Соборе, давно привыкшие к подобным вспышкам ярости, и те оторвались от своих трудов и молча наблюдали за истерикой.
Микеланджело колотил по мрамору до тех пор, пока выступ не откололся и не рухнул на землю.
– Ох, Микеланджело… – Сангалло тяжело вздохнул.
Леонардо некоторое время смотрел на то, как отвалившийся кусок покачивается на земле, затем поднял глаза на середину колонны – теперь в ней зияла здоровенная выбоина. Еще десять секунд назад из камня Дуччо мог бы выйти толк. Теперь все кончено.
Микеланджело спрыгнул с лесов и принялся расхаживать взад-вперед перед колонной, тяжело отдуваясь и рыча, словно волк, только что задравший овцу.
