– Прошу передать вашему супругу мои извинения за то, что не смог проводить вас до дома.
Леонардо коротко и сухо кивнул и быстро пошел от Лизы прочь по площади.
Возможно ли? Неужели этот дьявол с холодными стальными глазами и правда подох? Леонардо приблизился к четырехэтажному особняку из светло-коричневого камня. Над выкрашенной пурпурной краской дверью из окон свисали полотнища черной шерсти в знак того, что в этом доме поселилась скорбь. Его никогда сюда не приглашали. Не собирались приглашать и сейчас. Все, что ему оставалось, – устроиться на другой стороне виа деи Рустичи, у перил чьей-то веранды, и наблюдать издалека.
Здесь он простоял много часов подряд, пока солнце, совершив свой дневной круг по небосводу, не начало клониться к горизонту.
Уже на закате к особняку сошлись плакальщики и все те, кто хотел проводить усопшего в последний путь. Все были одеты в коричневое. Мужчины в знак скорби разрывали на себе одежды, женщины громко причитали и вырывали у себя клоки волос. И почему это смертные вечно предаются такому всепоглощающему горю из-за чьей-либо кончины, если смерть – неотъемлемая часть их жизни? И почему больше всего почитания, уважения и любви человеку достается только тогда, когда все это ему уже не нужно? Как ни стенай, как ни рыдай, все равно ничего не изменишь и мертвого не воскресишь.
Впрочем, проклятый старик-нотариус вряд ли нуждался в слезах Леонардо.
С наступлением сумерек скорбящие зажгли факелы, сотни факелов, словно они желали осветить путь тому, чьи глаза навеки утратили способность видеть. Пурпурная дверь открылась, и из дома вышли близкие покойного. Они рыдали, причитали и рвали на себе одежды еще более рьяно, чем люди на улице. Леонардо видел, как пятеро сыновей вынесли из дома тело отца, высоко подняв над головами деревянные носилки. Усопший лежал на спине, обряженный в ярко-зеленую блузу и укрытый одеялом из белых лилий. Со своего места Леонардо мог разглядеть орлиный профиль, заострившийся устремленный вверх подбородок, широкий лоб, длинную тощую шею. Сомнений не было: старик-нотариус и правда помер.
– Откуда ни возьмись вдруг появляются гигантские фигуры, формой и обликом совсем как человеческие, – произнес Леонардо нараспев, будто молитву, ту самую загадку, которую пытался загадать старику перед своим отъездом на войну. – Но чем ближе к ним подходишь, тем сильнее они съеживаются. – Леонардо так и не открыл ему ответ. – Это тени, которые люди отбрасывают ночью при свете ламп, – прошептал он, когда несущие покойника сыновья завернули за угол.
Вскоре вся процессия скрылась из виду.
Леонардо тяжело привалился к стенке веранды. Он не последует за процессией на кладбище. Его на похороны не звали. Он стоял здесь, никем не замеченный, и слушал, как постепенно затихали вдали плач и причитания, пока совсем не смолкли.
В голову Леонардо непрошеным гостем проскользнуло слово. То, употреблять которое он не любил; то, которое, как ему мечталось, однажды просто перестанет существовать на свете; то, которое он лишь спустя много десятилетий решился произнести в адрес старика-нотариуса. Никакое другое обращение ему в голову не пришло. И он прошептал:
– Arrivеderci, отец.
Голос ветра глухо отдавался в ушах Леонардо, пока он в прострации брел к церкви Санта-Мария-Новелла. Поднялся по ступенькам, прошел через студию, не замечая поджидающих его здесь двоих людей – Салаи и Лизу.
Как она оказалась в его мастерской? Как узнала, где она располагается? Неужели она прождала его здесь целый день?
– Господин! Как вы? – Салаи схватил Леонардо за локоть, подвел к стулу.
Леонардо вырвал руку и пошел дальше, в личные покои.
Лиза последовала за ним.
– Почему же вы не сказали, что это ваш…
– Не надо! – Вскрик Салаи прервал ее на полуслове.
Леонардо схватил зажженную свечу и опустился за письменный стол.
– Вы в порядке, господин? Синьора говорит правду? Что, сир Пьеро действительно… – Дрожащими руками Салаи налил в бокал вино и поставил рядом с Леонардо. – Прошу. Ну скажите же хоть слово.
Леонардо молча достал перо и чистый лист бумаги. Скверно, он слишком долго не записывал своих расходов. Нельзя так легкомысленно обращаться с деньгами. Надо вспомнить и записать все траты последних дней. Он выдал три сольди Салаи на коробку сладких пончиков. Потратил флорин на нового подмастерья. Салаи взял десяток сольди на вино. Еще пятьдесят ушли на краски и прочие рисовальные принадлежности. Да, и пять дукатов Салаи – на обновление гардероба. Он тратит на Салаи уйму денег.
– Леонардо… – вздохнула Лиза.
Он обмакнул перо в чернила и тут же, рядом со списком суетных мирских дел, вывел: «В среду в седьмом часу утра, на девятый день месяца июля сего 1504 года скончался сир Пьеро да Винчи».
Он поймал отражение своего лица в висящем над столом зеркале. И впервые заметил, что на мать похож больше, чем на старого нотариуса. И вдруг с любопытством задумался: а что, если при взгляде на своего старшего сына сир Пьеро всякий раз видел облик женщины, которую когда-то любил – но на которой никогда не мог бы жениться?
Воспоминание молнией сверкнуло в мозгу Леонардо. Он отложил перо и перелистал разрозненные бумаги, лежащие на краю стола. Нет, это не здесь. Быстро просмотрел другую стопку. И здесь нет. Он начал рыться в столе. Выдвинул один за другим ящики, переворошил сваленные кучами документы и записки. Заглянул в каждое отделение, поднял крышку стола. Куда же оно запропастилось?
– Вы что-то ищете? Вам помочь? – участливо спросила Лиза, мягко забирая из рук Леонардо очередную стопку бумаг.
– Оставили бы вы нас. – Салаи выхватил у нее бумаги. – Не видите, вы ему не нужны.
Наконец в дальнем углу письмо, все измятое, нашлось. Его-то он и искал. Он бережно разгладил конверт. На лицевой стороне посередине, почерком, который он узнает с первого взгляда, написано его полное имя: «Леонардо ди сир Пьеро да Винчи». Это письмо сир Пьеро прислал ему сразу после наводнения. Леонардо тогда так и не вскрыл его. А на обороте даже по рассеянности набросал чертеж очередной летательной машины.
Леонардо распечатал конверт. Бегло пробежал глазами и убедился, что это не вызов в суд и не суровое осуждение совершенных им преступлений. В письме даже не упоминалось о наводнении и о провале плана Леонардо. Сир Пьеро писал о своем постоянном нездоровье и о беспокойстве по поводу денежных дел. И приглашал Леонардо прийти к нему в гости на обед.
Леонардо уронил лист на стол.
– Наблюдай за пламенем свечи и проникайся ее красотой.
– Господин? – встревоженно прошептал Салаи.
– Зажмурь глаза, потом снова взгляни на огонь. То, что ты видишь, уже не то, что было перед этим. – Пальцы Леонардо плавно проплыли над свечой, горящей на столе. – А что было прежде, то уже ушло. Кто же снова и снова зажигает этот то и дело умирающий огонек?
