Поначалу Саша считала, что все эти действия служат картинности и зрелищности, тому, что несколько лет назад представлял следователям Красный Паук, но зачем, в таком случае, он накрыл девушку одеялом? Зачем запер комнату, квартиру? Почему не забрал свои вещи? Что-то тут не пляшет. Наконец, почему он совершил это преступление в квартире Ручки? Прежние его жертвы были выставлены на всеобщее обозрение. На самом деле ответ, казалось бы, очевиден: он не хотел, чтобы ее нашли прежде, чем он успеет спрятаться в надежном месте. Есть ли в Хайнувке такое место, в котором можно безнаказанно отсидеться? Конечно, можно это сделать в близлежащих деревнях, лесах, заброшенных домиках лесничего. Но там нет Интернета, а преступник такого типа, работающий на публику, следит за работой следственных органов. Ему надо быть в Сети, чтобы контролировать их действия. Вряд ли он настолько изменил бы варварские правила игры только потому, что на этот раз местом реализации его плана стал маленький городок. Саша вполне допускала версию о последователе.
Ручка открыла дверь в комнату Поляка своим ключом. Следов взлома не было. Лишь на следующий день она заметила первую муху. Жертва лежала в квартире не больше двадцати четырех часов, значит, преступление произошло во время отсутствия хозяйки квартиры. Если убийство совершил жилец (а на это указывает хотя бы тот факт, что у него есть свой ключ), у преступника было достаточно времени, чтобы собрать свои вещи и уехать. Однако он оставил идентифицирующие его личные вещи: фотографическую аппаратуру и картину, которую Саша, уходя, взяла с собой. Следователям об этом она не сообщила. Сказав, что ей нужно позвонить, она выпроводила Ручку из комнаты и спрятала рисунок под курткой. Это был ее портрет маслом. Она бы не пережила, если бы полиция обнаружила это на месте преступления.
Сейчас она взяла небольшой подрамник размером двадцать на двадцать пять сантиметров и внимательно рассмотрела его. Портрет явно идеализировал ее и давал ответ на самые главные вопросы. У нее словно гора с плеч свалилась. Саша только успела сходить за куском туалетной бумаги, чтобы высморкаться, как вдруг зазвонил ее телефон. На экране появилась фамилия Романовской.
— Девушку связали уже после смерти, — прозвучало с другого конца провода. — Причина смерти — удушение. Предположительно подушкой. На грудной клетке имеются следы, свидетельствующие о том, что убийца сел на нее верхом. Медик сформулировал это одной фразой: быстрая гуманная смерть. Уже после этого кто-то затянул провод на шее жертвы и положил ее в эмбриональную позу. Это была не удавка, как казалось поначалу. На шее обнаружены только мелкие повреждения. Классического рубца нет. Бандажи на конечностях тоже были затянуты посмертно. Поэтому только левая половина лица посинела. Патологоанатом утверждает, что убийца положил жертву на бок и кровь прилила на одну сторону. Зачем этот театр?
— Поезжай в «Тишину», — быстро бросила Саша, тяжело дыша. Перед глазами у нее всплыл силуэт художника в толстовке с капюшоном. Она взглянула на картину и с отвращением положила ее. — Проверь, не было ли у нее какого-нибудь поклонника, тайного воздыхателя. Это убийство совершил кто-то близкий жертве. Может, ее брат? Я хочу присутствовать при его допросе.
— Пока я бы предпочла, чтобы ты сохраняла инкогнито. Мы справимся.
— Раз уж ты так решила, — вздохнула Саша, хотя ей и не понравилось такое беспардонное отстранение. Прежде чем Романовская положила трубку, Залусская добавила: — Ты можешь войти в комнату Яцека Петрасика и взять на анализ краски, художественные принадлежности, одежду, в которой он работал в последнее время? Можешь выдать ордер? Проверьте еще, был ли у него мобильный телефон и какой. Не одалживал ли он у кого-нибудь зарядное устройство. Или, может, потерял свое? Или у кого-нибудь оно пропало, украли?
— Это самая популярная модель, — вздохнула Романовская. — К тому же у него алиби. В участке все еще сидит та докторша.
— Прус? — Саша включила громкую связь и начала одной рукой натягивать штиблеты. — Ни о чем ее не спрашивай, ни о чем не информируй. Я сейчас буду.
— Как я уже сказала, мы не хотим, чтобы ты официально фигурировала в этом деле, — начала комендантша, но Саша не слушала.
Она уже выбежала из квартиры. Выходя, она спрятала картину под кресло-кровать. Это удалось сделать одним движением. Она оглянулась. Ничего не было видно.
* * *
Белосток, 2014 год
— Ничего ему не говори. Не разговаривай с ним. Просто просунь это в щель.
Ярослав Соколовский, прозванный Волосатым, услышал шепот, а потом отчетливые тяжелые шаги, удаляющиеся по коридору. У его же двери застучали тонкие каблучки. Они барабанили без перерыва, словно их хозяйка не могла решиться войти: то приближалась, то удалялась. И так несколько раз. Ярослав с трудом сдерживал раздражение. Он ждал, когда женщина постучит, почти слышал ее тяжелое дыхание, но тишина повисла надолго. Он почти закончил писать новое объявление о вакансиях в отделе предоставления и архивизации документов представительства Института национальной памяти в Белостоке, когда шпильки, наконец, решились. Он услышал робкий стук и кашель туберкулезника.
— Пани Панасюк, — бросил он, не отрывая глаз от клавиатуры, и напечатал обязанности нового работника: «Оцифровка архивных данных». — Не сейчас. Я размещаю объявление в Сети.
— Когда мне подойти, пан Ярек? — спросила из-за двери Ариэль.
«Ведение учета архивного фонда».
— Завтра. — Он высыпал из пакетика горсть арахиса в шоколаде, забросил конфеты себе в рот. И добавил уже намного тише: — А лучше вообще никогда, русалочка.
«Выполнение заданий в области репрографии».
— Вам письмо, — продолжала Ариэль Панасюк, успешно изображая приторную сладость. — Я подсуну его под дверь. Марьян распечатал, но не заглядывал. Случайно, потому что служебный адрес написали. Директору.
Ярослав поднял голову. Объявление было почти готово. Осталось только вставить шапку и разослать по всем представительствам Польши.
«Выполнение иных заданий по поручению руководства».
Из-под двери выглядывал уголок голубого конверта с инфантильным рисунком. Он удивился. Такие покупают только девочки младше семи лет. У Ярослава не было детей, жены он тоже не имел, чем был весьма доволен, потому что это избавляло его от лишних расходов, из-за которых страдали его женатые друзья. А постоянная любовница была у него лет десять тому назад, если не больше. Платная, разумеется. Мать ему не писала, не было необходимости, ведь он каждую неделю ездил к ней в родное Седльце. От нее он возвращался с сумкой, полной банок с жареной рыбой, котлетами или клецками с мясом. Таким образом, он был обеспечен вкусной едой на каждый рабочий день и субботу. Остатки он обычно доедал в последний вечер перед отъездом, так как жаль было выбрасывать еду. К тому же мать бдительно следила за тем, чтобы к ней возвращался весь комплект вакуумных контейнеров и закручивающихся банок, незаменимых хотя бы для заготовки домашней колбасы, залитой растопленным жиром. Отец Соколовского никогда в жизни не писал ничего, кроме заявлений в управу. И точно не воспользовался бы папетри с изображением Снежной королевы, отдав предпочтение обычному конверту, из переработанной макулатуры, по шесть грошей штука. Он с детства учил сына рачительности.
