— Я видела, как она выходила.
Он кивнул.
— Только она не хотела платить за молчание, поэтому я оберегал ее, как мог. Обещал, например, что обеспечу Юрека, ее сына… — он запнулся, — и моего. Единственного настоящего наследника. Сначала она была против того, чтобы вмешивать его в этот договор. Она хотела только, чтобы я внес изменения в завещание. Но ничего не вышло. Я попробовал перед свадьбой с Ивоной. Сейчас я знаю, что остальные сыновья сделают все, чтобы мое завещание сочли фальшивкой. Это усыновленные дети, — пояснил он, склонив голову. — У меня не было выхода. Таков был приказ. Иначе хлопцев тоже бы обезвредили. Им не на что жаловаться. После моей смерти они будут самыми богатыми людьми в городе. Знаю, что они спят и видят, как бы поскорее прибрать к рукам мое имущество. Я позаботился о них только ради памяти их матерей. А вообще, между нами никогда не было доверительных отношений. Знаете, собака с собакой всегда погавкается. А молодая победит старую. Я их не виню. Они ничего не знают, как мне кажется.
— Почему Ожеховская не захотела об этом со мной говорить?
— А вы бы захотели? Эти рассказы мхом поросли. А Дуня уже старушка. Она пережила войну, социализм, зачаточный капитализм. Она не самым лучшим образом устроена в сегодняшнем мире. Не понимает, почему это до сих пор живо. Прошлое — это не только воспоминания.
— Прошлое влияет на настоящее и будущее, — добавила Саша.
Петр улыбнулся.
— Я уже говорил вам, что вы умная женщина.
— Несколько раз.
— Очень хорошо, — решил он и уточнил: — Дуня хочет только спокойствия. Так же как и я.
— Вы же со мной говорите.
Петр показал чемодан с папками.
— Здесь все. Ответы, сомнения. Надежды и решения.
Саша уже поверхностно просмотрела документацию, которая обеспечивала ему крышу в течение долгих лет. В папках не было имен, только псевдонимы тайных сотрудников, но, прочтя все, можно было бы легко составить общую картину. Было понятно, кто и кем был в этом городе и почему занимал свою должность. Петр все объяснил Саше. Некоторых, таких как староста района, хозяин кабельного телевидения или Миколай Нестерук, владелец мясокомбината, некогда первый друг Петра и первый из тех, кто его предал, было очень легко вычислить. Кроме официальных доходов они получали пенсию МВД и были легальными сотрудниками госбезопасности. Сейчас они занимали в городе ключевые посты. В Хайнувке по-прежнему правили старые коммунисты. Здесь не было ни люстрации, ни перечеркивания старого. Люди плавно вносили изменения в биографию и заботились о том, чтобы старое, постыдное не стало явным. Кто знал, тот знал. Остальные ничего не понимали, и слава богу. Как всегда, на первом месте были деньги.
А с этим у провинциальных властей возникли проблемы. Городок перестал быть Меккой приезжающих на заработки. Древесины не было, ценного пушного зверья тоже. Хайнувка постепенно умирала. Поэтому всем оказалось только на руку поддерживать миф о толерантности и дружбе православных и католиков. А как все было на самом деле, Саша уже знала. Национализм все еще жил.
Молодое поколение добивалось определения «чистоты крови», опираясь на предков — или с польской, или с белорусской стороны. Но у молодежи не получится ничего понять, если копать только на полвека назад, а не глубже. Саша понимала, что старейшины не могли продолжать прятать под столом такую бомбу. Бикфордов шнур был подожжен давным-давно. Взрыв неизбежен.
— Я могу забрать это? — спросила Залусская. — Вот так, просто?
— Если у вас не будет этих бумаг, вам никто не поверит.
— Мне еще нужно место захоронения останков Степана и ксендза. Мне нужны тела, чтобы начать приготовления к эксгумации и окончательно разобраться в деле.
Петр пригляделся ко дну бутылки. Пузырь был пуст уж минут пятнадцать. Саша надеялась, что Петр не станет откупоривать очередную. Она не знала, сколько еще выдержит в обществе пьющего человека, но молчала, ждала.
Петр в это время размышлял: сколько мест захоронения он уже показывал? Скольким женщинам? Ни одна из них не выжила. Но не произнес этого вслух. Он не хотел, чтобы она испугалась и отказалась. Она была нужна ему. Неместная. Его единственная надежда. На что? Он не знал. Хватит вранья. Иногда ему казалось, что именно это ему всегда удавалось лучше всего: скрывать, манипулировать, маскироваться и выкручиваться. Но сейчас он был откровенен. Перед смертью ему хотелось исповедоваться, сбросить с себя эту тяжесть и оказаться в могиле освобожденным. Как, когда и где его догонят, ему было все равно. Кто это сделает, тоже значения не имеет. Он только хотел, чтобы рыжая обнародовала эту грязь, в которой ему пришлось жить долгие годы.
— Я вас отвезу, — пообещал он и сразу почувствовал себя лучше. Он допил последний глоток кофе. Термос был пуст.
Саша окинула взглядом комнату. До рассвета еще далеко.
— Сейчас?
— Можно и сейчас.
Он встал. Взял со стола ключи от машины.
— Я совершил убийства только двоих: гэбэшника и ксендза. Я убил их из мести за то, что они со мной сделали. За изнасилование. Это не было политическое убийство. Мной не двигала никакая идея. Никто мне не заплатил. Абсолютно не сожалею об этом. Я ненавидел гадов. Местонахождения тел Ларисы, Иовиты и Мариолы я не знаю. Хотя, не уверен, что они мертвы.
— Череп Иовиты идентифицирован, — вставила Саша. — Останки тела не найдены.
— Я никогда не верил, что они оставят ее в живых, хотя именно это мне обещали. Они не оставляют неудобных свидетелей. Это была грубая ошибка. Они погибли, чтобы я сидел тихо. И я сидел. Взамен за это я получил фабрику. Но то, что я предал их, — неправда. В девяносто девятом я должен был разделить их судьбу. Не знаю почему это не состоялось. Иногда мне кажется, что это месть истории за отца. Вам известно, что мой отец был изменником? Это он выдал конспираторов Западной Белоруссии Бурому. Псевдоним Стах я определил для себя сам, чтобы помнить свои корни.
— Все это кажется фантастикой.
— Вы еще молоды. Но я уверен, что вскоре вы заполните пробелы недостающими данными. — Он указал на папки, лежащие на столе. — Люди должны знать историю, чтобы определять будущее. Это идет вразрез с интересами здешних — тутэйшых, но в общем-то мне на это наплевать.
— Я не понимаю одной вещи, — прервала его Саша. — Кто похитил Ивону? И зачем?
— Я уже говорил, что это был договор, с условиями которого все согласились, — нетерпеливо ответил Петр. — Юрка, как всегда, совершил ошибку и попал в тюрьму. Я помог, чтобы ему скостили срок, но особо не выставлялся. Я не хотел подвергать его опасности, а именно так бы и было, если бы все узнали, что это моя кровь. До сих пор нам с Дуней удавалось это скрывать. Информация о новом наследнике очень быстро дошла бы до Фиона, Василя и Томека. Я решил, надо что-то оставить хлопцу. Единственное, что я мог дать ему, — это деньги. Участия в его воспитании я не принимал. Не видел, как он растет. По правде говоря, тогда я был совершенно другим человеком, не таким, как сейчас. Боялся, что это может быть использовано против меня. Думал только о себе. Как представился случай, я познакомился с его девушкой. Знаю, что это странно, но мне хотелось хоть как-то узнать своего сына. Другой возможности не было. Дуня не позволяла приближаться к ним. Ивона же очень много рассказывала о Юрке. Он чем-то похож на меня. Наверное, тоже остепенится не раньше сорока.
