— Пани Алла снимет мерку, и к завтрашнему дню наряд будет сидеть на тебе идеально. А насчет Квака, — мать сделала паузу и по очереди оглядела всех присутствующих девушек, — то человека с таким именем больше не существует. Во всяком случае, для меня. А если его нет, то ни он, ни кто-нибудь вроде него не испортит тебе жизнь. Уж я об этом позабочусь. Он мне нравился, ничего не скажу. Умел разговаривать с тещей. Но свой шанс он профукал, и слава богу, а то ты закончила бы так же, как я. В этой норе. — Она обвела рукой затхлую квартирку и погрустнела.
Девушки нервно захихикали. Ивона справилась с отвращением и подошла к гостье, подавая свадебный наряд. Никто не вышел, пока она раздевалась догола, поскольку выйти было некуда. За занавеской, отделяющей кухню, братья отсыпались после ночной смены. Они вернулись с работы под утро, и мать запретила мешать им. Они обещали уйти в последний момент, когда дом наполнится женщинами и начнется ритуал выпечки каравая.
Портниха справилась с заданием менее чем за четверть часа. Ивона зря приписывала ей болезнь Паркинсона. Игла в деформированных ревматизмом пальцах резво заплясала краковяк, а затем вернулась в подушечку-игольницу, принесенную старухой. Алла умело обозначила булавками места, в которых следовало строчить. Заметала вырез на рукавах. Будущая невеста с облегчением вздохнула, когда примерка закончилась. На прощание старушка лишь слегка кивнула. Жестом она продемонстрировала отказ принять купюру, приготовленную матерью невесты, и, забрав с собой блузку, фартук и жилетку, вышла так же бесшумно, как и вошла. Остался только запах.
— Ну и бабка-ёжка, — воскликнула Каська, одновременно затыкая нос. — Это он ее прислал? Неплохое начало новой жизни.
— Тихо, дура. Тут несет, как на помойке! — рявкнула Вожена и приказала ей открыть окно. Сама же распахнула дверь и принялась размахивать полотенцем.
— Костюм завтра не будет так вонять? — поинтересовалась Аня. — Ведь люди будут поздравлять Ивонку, целовать ее.
— Пофиг. — Мать Ивоны неприятно засмеялась. Распылила в воздухе освежитель и прикурила новую сигарету от еще непогашенной предыдущей. — Потерпит один день. Потом будет жить как царица. А вы останетесь здесь.
В этот момент все услышали белорусские песнопения. Одна за другой в квартиру начали входить женщины с пирогами, сладостями и домашней колбасой, торжественно поднося Ивоне свои дары. Некоторые, в том числе и молодые, были одеты в наряды, стилизованные под народные. Одна из них принесла венок, сплетенный из живых цветов, и надела его на голову Ивоны. Самая старшая подала ей украинскую косу, толщиной с кулак и длиной около полуметра. Плетение мелкое, аккуратное, напоминающее ржаной колос. Даже не верилось, что это шиньон. Старшая из женщин произнесла патетическую речь.
— Это по-русски? — Кася наклонилась к Анке.
— А я откуда знаю.
— По-белорусски, — улыбнулась Ивона. — Не притворяйся идиоткой. Ты живешь здесь всю жизнь.
Квартира наполнилась множеством незнакомых Ивоне женщин. Те, кто постарше, рассказывали о своем замужестве. Молодые, с распущенными либо заплетенными в славянском стиле волосами, в цветастых платьях и тяжелых кожаных ботинках военного образца, многоголосо распевали о преимуществах незамужней жизни. Старшая среди замужних начала замешивать тесто. Потом к работе присоединились остальные.
Вытащив в центр комнаты кастрюлю с опарой, они добавили туда остальные продукты, лежащие на столе. Когда тесто было готово, невесте поручили слепить фигурки — свою и жениха, стоящих под символическим деревом. Каждая из незамужних девушек добавляла к нему по веточке, тем самым желая благосостояния молодым и как бы приближая собственную свадьбу.
— Усы, ты забыла приклеить усы! — крикнула Ивоне Каська, вызвав тем самым взрыв хохота. Она с силой ткнула в фигурку жениха тонкую полоску теста. Фигурка тут же сломалась.
Голова куколки покатилась по линолеуму, собирая по дороге грязь и пыль.
Повисла тишина. Женщины уставились на старшую.
— Холера, я не хотела. — Провинившаяся закрыла рот ладонью и пыталась пошутить: — Но твоя стоит уверенно. Ты неплохо получилась, хлебная Бейнар.
Никто не засмеялся. Одна из женщин подняла укатившуюся голову, сполоснула ее и приклеила на место.
— Молодому жить еще долгие годы и детей кучу наделать, — объявила главная. — А каравай огромный будет. Я такого еще не видела. Хорошая жизнь тебя ждет, девонька. Лишь бы только хорошо пропекся. Теперь достаточно лишь проверять температуру.
— Мы застаемся, хтосьцы згубгуся… — запела девушка в толстовке с капюшоном.
Ивона повернулась в ее сторону, но девушка уже вынула телефон и включила песню:
Невядомыя адказы, мёртвае лисьце,
Усё тое, што была и тое, што будзе,
Мiнавiта для мяне ужо больш не iснуе,
Застаюся адзiн звычайна, так як i заусёды,
Гэта мора штармiць и не спынiць нiколi,
Губляю каханне, губляю надзею
I больш у каляровыя сны я не веру.
Губляю каханне, губляю надзею
I больш у каляровыя сны я не веру…
[4]
Эта песня не была народной. Электрогитара, основательный ритм и одновременно выразительная мелодическая линия.
— Неплохо, — сказала Ивона.
Блондинка, в военных ботинках и с православным крестиком в ухе, улыбнулась:
— Это «Губляю каханне» Амарока. Нравится? Белорусская поп-музыка. Рокеры не очень ее ценят, но я люблю.
Потом протянула руку и представилась:
— Кинга.
— Ивона.
Они пожали друг другу руки.
Кинга с интересом смотрела на невесту и в конце концов решилась дотронуться до ее оливковой кожи с излишней нежностью:
— Ты всегда такая загорелая?
Ивона подумала, что Кинга из тех, кто предпочитает женщин, и слегка попятилась.
— Зимой немного бледнею, — буркнула. — В детстве меня дразнили Цыганихой. Я очень стеснялась и хотела быть бледной, как ты.
— Говорят, что ты хулиганка, но ты, походу, клевая чувиха. Респект за самокритичность, — рассмеялась Кинга. — Петр — это типа мой двоюродный дедусь, что бы это ни значило. Алла — моя тетка. Терпеть не могу бывать у нее.
Она схватилась за нос и захохотала.
— Родственников не выбирают. — Ивона улыбнулась, глазами передавая привет матери в другом конце комнаты. — С семьей все хорошо только на фотографиях.
