Романовская запретила своим людям спать, хотя официально они должны были сменять друг друга каждые восемь часов. Она обещала им вернуть переработанные часы, гарантировала премии и праздничные наборы. Никто не протестовал. Все понимали серьезность ситуации. Ее телефон не умолкал. Постоянно звонили мэр, староста и местные бизнесмены. Они не знали, как убийство Бондарука может повлиять на их дела. Каждый хотел хоть как-то себя обезопасить. Она понимала их, но пока была как никогда немногословна.
Весть о человеческой голове, найденной в капусте, моментально облетела городок. Местные уже знали, что она принадлежала директору фабрики. Скрыть удалось лишь то, что техники обнаружили, когда выложили капусту из бочки и выловили разбухшую от рассола голову. В рот Бондарука убийца сунул тщательно заламинированную записку. Листок был белый, а на нем от руки написано несколько слов по-белорусски. Комендантша была уверена, что если эта информация просочится, то вызовет резонанс на всю страну. «Вось жыццё кастрапатае. Хочам, каб нас кахалi. Але чаму? Гэтага нiхто не ведае». Им было необходимо как можно скорей размотать это дело, потому что — как предупредил ее перевозбужденный мэр — полетят головы руководящего состава. Ей нельзя было это допустить. Ситуация могла в любой момент разрушить все ее планы. А она уже успела обрадоваться, что сменит кресло в полиции на теплое местечко в городской управе.
Мимо нее прошел судебный медик. Все ждали его, чтобы начать осмотр. Прокурор Анита Кравчик, сегодня в джинсах и велюровом пиджаке, поздоровалась с патологоанатомом и знаками попросила Романовскую присмотреть за входом. Кристина с облегчением вздохнула и встала у ограждения, совершенно не озаботившись тем, что ее принимают за постового. Она бесцеремонно подозвала сына, который как раз допрашивал очередную клиентку «ТО-МИ-ТО», якобы видевшую кого-то подозрительного. Кристине было достаточно одного взгляда на свидетеля, чтобы понять, что это пустая трата времени.
— Ни шагу отсюда, — приказала она сыну. И свидетелю: — Дежурный объяснит вам, как пройти в участок.
— А я?
Подошел Анатоль Пирес. На поводке он вел огромного амстаффа без намордника.
— Добрый день, пан директор, — вежливо поприветствовала его Кристина и попыталась сплавить городского сумасшедшего. — Если вам не трудно, будьте любезны тоже обратиться к дежурному. Только если дело не терпит отлагательств…
— Так и есть, — подхватил Анатоль. И продолжил «по-своему»: — Хотя вас вряд ли интересует, что хочет сообщить старикан.
— Пан Пирес, не сейчас. Без подколок, если можно. Вы же видите, что происходит.
Пирес наклонился к Романовской. Грустная собака не сдвинулась с места. Она апатично глядела на царящий вокруг хаос.
— Он кусается? — Романовская указала на когда-то рыжую, а теперь уже поседевшую собаку.
— Это она, — поправил ее старик. — Только плохих людей.
— Что за информация? — вздохнула Романовская.
— Да так. — Пирес махнул рукой. Ему, похоже, хотелось, чтобы она уговаривала его сказать.
Романовская вознесла очи горе.
— Вы будете говорить? Я спешу, — соврала она.
— В день свадьбы сыновья Бондарука заказали у меня убийство отца, — заявил он.
Романовская вглядывалась в мужчину, словно не понимала по-белорусски.
— Ну, деньги мне давали за отцеубийство. Все трое скинулись, гребаные братья Карамазовы.
— Можно знать сколько?
— Понятия не имею, потому что не принял заказ.
Романовская милостиво похлопала старика по спине.
— Мы проверим эту версию. Они первые в списке подозреваемых. Благодаря вам.
— Это не все. — Он схватил ее за китель негнущимися пальцами. — Я знаю, кто взял заказ.
Романовская молчала. Старик тоже ушел в себя. Оба думали о своем. Она — что старичок все-таки псих. Он же — что комендантша не верит ему. Поэтому он только иронично улыбнулся, а потом начал насвистывать какую-то военную песенку. Она никак не могла вспомнить, что это за гимн.
— Я вся внимание, — решила поднажать на него Кристина, потому что как раз подъехала полицейская машина с рабочими овощебазы.
Доставили всех шестерых человек, имеющих отношение к бочке, в которой капуста прибыла на рынок. У каждого причастного планировалось взять отпечатки пальцев, так же как у работников овощного магазина и прилегающих павильонов, чтобы исключить так называемые «слепые» отпечатки.
— Я не стану говорить здесь. — Он повернулся и пошел.
— Эй, пан Пирес! — позвала она его и подбежала. — Не время дуться.
— У меня три варианта, — сразу сказал он. Ему очень хотелось, чтобы его донос поскорей попал по адресу. — Мясник Нестерук — это раз. Смутный, отец сестры Зубров, — это номер два. А номер три — это та девица в гипсе.
— Зал усекая? — Романовская едва удержалась от смеха.
— Я не знаю, как ее зовут, — буркнул. — Та рыжая, что уже несколько дней крутится здесь.
— Почему вы так считаете?
— Я видел их вчера ночью в лесу. Возле сожженной хаты. Где когда-то был свинарник, а сейчас шептунья принимает. Они стояли возле безымянной могилы Под плакучей ивой.
— То есть березой?
— Там действительно березовая роща, но место называется Под плакучей ивой. Сразу видно, что вы не местная. Они очень долго говорили.
— Местная, неместная… Почему, в таком случае, вы пришли с этим ко мне, а не подали официальное заявление?
Он засиял.
— Я не хочу фигурировать в официальных бумагах. Но вам следует это знать. Она не чужая.
— Кто?
— Ну, я же говорю, что она тутэйшая. Видать, приехала за Стаха отомстить. — После чего наклонился и шепнул: — Может, это дочь Степана. Кто ее знает. Страшен не тот пес, что лает, а тот, что рычит.
— Спасибо. — Романовская вышла из оцепенения и протянула ему руку, чтобы он мог пожать ее.
Но тот тут же встал по стойке смирно и почтительно чмокнул ее в запястье.
— Если что, вы знаете, где искать старого дурака. — Он подмигнул ей и пошел, покачиваясь из стороны в сторону. — Молчаливый пес тоже побрел за ним. Только теперь Романовская заметила, что тот вовсе не был привязан. Поводок Пирес волок по тротуару. Несмотря на это пес шел ровно у его ноги.
Романовская смотрела на них, пока они не исчезли на другой стороне улицы. Она стояла в задумчивости еще какое-то время и ничего не понимала.
— Чего он хотел? — Джа-Джа подошел к ней сзади.
— Сказал, что знает убийцу Петра, — ответила она.
— Наверное, это я или ты. А может, кто-то из управы? Этот любит плести интриги, тут уж ни убавить, ни прибавить.
Романовская не рассмеялась. Она была очень серьезна.
