Она замолчала. Посмотрела на висящую под вышитой макаткой икону и перекрестилась. Ивона сделала то же самое.
— Если жив, — уточнила Дуня. — То вернется к нам.
* * *
— Меня попросили, я сделал. Как-никак мы были друзьями.
Романовская, не веря своим глазам, глядела на старичка в резиновом фартуке, стоящего у металлического стола. Во время их разговора он не переставал резать мясо и измельчать его в мясорубке, из-за чего периодически прерывал свой рассказ. Они проверили каждый сантиметр мясокомбината Нестерука, но не обнаружили ничего подозрительного. На всякий случай мясо тоже было проверено. Слухи об орудующем в этих местах каннибале нельзя было оставлять без внимания, чтобы избежать ненужных сомнений.
— Никакой человечины, — сообщили из лаборатории. — Только свинина самого высокого качества, говядина и молодая баранина. На все есть сертификаты.
Миколай ненадолго отошел от стола к стене, к которой были прибиты деревянные доски с крюками. Как на витрине здесь висели пилы, тесаки, ножи и прочие профессиональные инструменты. Он взял обычное острие с мелкими зубчиками и поставил его на электропилу. Она напомнила Романовской устройство, которым судебные медики распиливают черепа во время вскрытия трупов.
— «Хамет-54», модель турбо, лучше всего подходит для резки костей. Достаточно правильно ее хранить и точить насадки примерно раз в месяц, — пояснил Миколай и, видя отвращение на ее лице, добавил: — Смерть неизбежна. Бог велел человеку есть мясо, поэтому нельзя отказываться от него. Это есть жертвоприношение. Так же было и в данном случае.
Романовская услышала, как кто-то вошел. Молодой мужчина кивнул ей и несмотря на то, что она была в мундире, не продемонстрировал своим видом никаких опасений. Он протянул Нестеруку чемодан, наполненный, должно быть, инструментами, потому что старик, взяв его, согнулся от тяжести.
— Может быть, рассчитаемся завтра? — спросил Миколай и указал на Романовскую. — У меня гости.
— Конечно, — согласился тот. Комендантша заметила на его руке шрамы от ожога. — Но я бы предпочел получить расчет до среды. Я еду в отпуск и хотел бы сделать кое-какие покупки.
— Тогда я заплачу сегодня, — согласился Миколай. — Подождите.
Он обогнул стол и наклонился к сейфу. Открыл. Внутри были старые папки. У Романовской промелькнула мысль, что у мясника намного больше документов, чем у бывшего шефа полицейского участка. Он взял толстый конверт, отсчитал деньги и протянул их молодому человеку. Когда тот вышел, старик объяснил Романовской:
— Способный парень. Не профессиональный токарь, но по моему заказу делает превосходные ножи. Берет не много, а качество лучше, чем у купленных в супермаркете.
Романовская подумала, что если это дешево, то, видимо, она ошиблась с выбором профессии. Следовало стать токарем, а не карабкаться по ступенькам карьерной лестницы в следственных органах. Староста, вручая ей гонорар, дал пачку, толщиной раза в три меньше. Разве что мясник платит токарю в белорусских рублях.
— Я не знаю его, — бросила она.
— Это какой-то родственник пани Прус, — продолжал Нестерук. — Он уже несколько лет работает в клинике. Ездит там на электрополотере, занимается наладкой оборудования. Золотые руки, все умеет. Я много раз уговаривал его открыть свое дело, но у него все не хватает смелости. Хороший, скромный парень. Талант по работе с металлом. А еще и в компьютерах разбирается. Как-то у нас случился сбой в программе, так он моментально установил все по новой. Я в этом совсем профан. Кажется, с вашим сыном общается. Я как-то видел их вместе.
Романовская указала на стену с арсеналом.
— И этим хаметом вы отрезали голову Бондаруку, пан Миколай?
— Я ведь уже сказал, пани Крыся. — Он покачал головой. — Мы видимся второй раз и опять при не очень приятных обстоятельствах. Хаметом, но не этим. Тот совсем затупился. Я отдал его наточить.
— Этому парню? — Она кивнула в сторону двери.
Миколай замялся.
— А может, где-то и лежит в цеху. Он вам нужен?
— Это орудие преступления, — вздохнула она. — Парни найдут при обыске, если он будет где-то на комбинате. А если он в другом месте, то скажите, пожалуйста, где. Надеюсь на вашу искренность.
Миколай не ответил. Он молол мясо. Ему осталось всего несколько кусков. Ведро было уже почти полное.
— Вы понимаете, что вам придется поехать с нами.
— Только это вот закончу, и едем, — заверил он. — Я не потому сам признался, чтобы уходить от ответственности.
— Вы уверены, что Петр не оставил письма? — расспрашивала Кристина. — Либо что-то другое, что могло бы подтвердить вашу версию? Не буду скрывать, что подобное обстоятельство сработало бы в вашу пользу.
— Может, и оставил, но я понятия не имею где, — рассудительно ответил старик. — Копаться в его вещах я не стану. Если что-то было, то сыновья нашли. Или домработница. Мы, знаете ли, несколько лет не разговаривали.
— Поссорились?
— О нет! — резко возразил он. — Мы даже встречались. Со стороны могло показаться, что все в порядке. Только в ту ночь он вызвал меня к себе. Хотел, чтобы я забрал какие-то документы, которые он хранил долгие годы. Я не сел в машину, которую он за мной прислал. Боялся, что он хочет сбросить на меня какой-то свой груз. У меня куча своих проблем. — Он откашлялся. — Потом, глубокой ночью, приехал ко мне. Сказал, что попрощаться.
— Попрощаться?
— С ним был отец невесты. Казалось, что они в прекрасных отношениях.
— Давид? — удивилась Кристина. — Этот пьяница?
— Сейчас пьяница, а когда-то его офицер. Псевдоним Смутный, и это он завербовал Петра. Он внушил сам себе, что вылетел из органов из-за Бондарука. Это была неправда, потому что Давид был конфликтный и уже тогда много пил. Перешел дорогу очень многим, строил из себя незаменимого. Много лет Смутный не давал жизни Петру. Он все никак не мог привыкнуть к новой жизни. Капитализм искренне ненавидел. Он хотел, чтобы все было как раньше.
— Когда он был молодой и обладал безраздельной властью?
— Именно. После того как его уволили, он не мог никак навредить Петру. Бондарук был не лыком шит. У него была на него папка. Папки были на всех. На меня, старосту, всех из совета. На вас тоже, — продолжал тем же тоном Нестерук. — Я его в этом не поддерживал. Когда погибла Лариса, он все мне рассказал. А староста и прежний комендант все замяли, потому что боялись, что Петр обнародует то, что у него есть на них.
— Но что он сказал? — прервала его Кристина. — Поподробнее, пожалуйста.
— Смутный ходил в бордель Николая, мир праху его. Это был добропорядочный украинец, хоть и альфонс. Там он познакомился с Боженой Бейнар, матерью Ивоны. Жена выгнала его из дома, когда узнала, что его уволили из госбезопасности и теперь ей придется терпеть в доме дармоеда. Тогда он и приехал в Хайнувку, рассказывал байки, что он инженер. Это было вранье, хотя политехнический он закончил. Но никогда не работал по специальности. Только бумажки перебирал и людей допрашивал. Жил за счет того, что доносил. Но, наверное, поцапался с кем-то влиятельным, и его турнули из Элка. Пытался тут зацепиться в полиции, но они побоялись взять его, потому что не «свой». Божена в него влюбилась, пустила к себе жить, терпела его пьянство, потому что он время от времени приносил ей цветы. Так он и прилип к ней, заделал ребеночка. Родилась девочка, сестра Зубров. Но терпению Божены тоже пришел конец. Может, узнала наконец, что он таскается по другим женщинам. Тогда он засел в какой-то норе. Староста поселил его в коммуналке, неподалеку от нынешней тюрьмы. Они снюхались с Пиресом и стали пьянствовать вместе. Но у Давида, то есть Смутного, в отличие от Пиреса голова была слабая. За пару лет он спился окончательно. Больше всего ему нравилась одна блондинка, Иовита. Она пропала сразу после исчезновения Ларисы. Петр считал, что это работа Смутного. Он умел решать такие дела. Нанял какого-то парня из Варшавы, и ситуация повторилась.
