В углу помещения, за сеновалом, в пятне света, просматривался небольшой треугольник. Подойдя ближе, девушка увидела пузатые дорожные сумки, три свертка, видимо спальные мешки, канистру солярки, примус и военный рюкзак — это он отсвечивал издали. Квак упаковал в него крупы, макароны, консервы и флягу питьевой воды. Если они будут экономить, то этих запасов должно им хватить на пару недель. Потом все равно придется сменить место. Возможно, даже раньше, если получится найти машину. Воду Юрка будет приносить по ночам из «святой речки» неподалеку. Когда они проводили здесь вместе каникулы три года назад, ручей нес вотивные платки, которыми православные верующие, молящие, чтобы «живая вода» исцелила их хвори, обмывались на Преображение. Источник оживал только раз в году и принимал толпы верующих. Ивона в эти сказки не верила, в отличие от Квака, выросшего в православной семье. Поэтому, выловив из речки итальянский шелковый платок, она без колебаний постирала его и носила до тех пор, пока уголки его не истрепались. Мать Квака утверждала, что это принесет ей несчастье. Что она взяла на себя чужие проблемы, которые кто-то смыл. Но Ивона считала это бредом.
Покопавшись в рюкзаке, она вынула фонарик и направила луч света в лицо Кваку.
— Прекрати, Ивуся! — Он закрыл лицо. — С ума сошла?
Она засмеялась и опустила фонарик. Пол был черный, местами сырой. Ивона провела носом своей красной туфли по нескольким палкам, торчащим из земли, и увидела горки песка и траву. Они стояли на земляном полу. Только сейчас до нее дошло, что ей предстоит провести здесь ближайший месяц. Где она будет спать? Тут не было даже надувного матраца или туристического коврика. Уж не сошла ли она с ума? Внезапно на нее нахлынули сомнения. Вдруг в поле ее зрения попал металлический стол. Современный, блестящий и чистый, словно тщательно отполированный. Стол был единственным элементом интерьера, напоминающим о том, что на дворе XXI век. Под столом стоял металлический чемодан. Ивона не знала, что Квак хранит в нем, и сейчас ее это не интересовало. Она взяла один из спальных мешков и расстелила на столе. Юрка покачал головой, поэтому она перенесла мешок на сено и легла на него.
— Иди сюда. — Она поманила его жестом, но он не сдвинулся с места, все еще сомневаясь. — Мой самый лучший и любимый Квачок!
Она подошла к нему и шепнула:
— Я твоя, только твоя. Ты же знаешь.
Ивона потянула его за собой, положила его руку на свою грудь и одновременно поцеловала в губы. Юрка не остался равнодушным. Ясно было, что он принимает игру. Он пыхтел, тщетно стараясь расшнуровать ее свадебную блузку, поэтому Ивоне пришлось помочь ему. Юбку и белье она сняла уже без его помощи, а он любовался, как ловко она избавляется от одежды. Гардероб оказался на старом крюке для подвешивания туш. Мясо во время разделки должно быть хорошо обескровлено. Это продлевает срок его хранения. Ивона знала это, благодаря нескольким месяцам практики на мясокомбинате Нестерука. Несмотря на хорошую характеристику и высокие шансы на получение работы, от предложения пришлось отказаться. Хозяин платил ей ветчинами и мясом. Ивона была вегетарианкой, поэтому польза от ее работы была лишь братьям. Сейчас она подумала, что крюк, скорей всего, заржавел за долгие годы, и слегка переживала, что на блузке останутся следы ржавчины. Но еще больше ее пугало, что в шерстяную ткань юбки набьются частицы соломы.
Сейчас она стояла перед ним совершенно нагая. В полумраке он видел лишь контуры ее тела.
— Ты опоздаешь в парикмахерскую, — сказал Юрка, выражая свое последнее сомнение исключительно вербально. И сразу же отметил, что кожа Ивоны гладкая, как атласная ночная рубашка, которую он когда-то украл для нее в бутике у Марчуков. — Они догадаются, — не очень уверенно добавил он.
— Если ты будешь копаться, то я точно опоздаю, — рассмеялась Ивона и расстегнула пряжку его брюк.
Они стали жадно целоваться.
— Все будет хорошо, — шепнула Ивона на ухо Юрке, когда наконец смогла глотнуть воздуха.
Они лежали лицом к лицу на прелом, пахнущем землей, сене. Ни одно животное, кроме козы, не стало бы его есть. Но ей было все равно. Она утонула в его глазах.
— Ты спала с ним? — миролюбиво спросил он и напряженно ждал ответа.
Ивона улыбнулась и покачала головой.
— Не ревнуй. Он на нашей стороне, — прозвучал ответ. — И будет нас покрывать, сколько сможет.
— Почему? — удивился Квак. И добавил: — Зачем это ему?
— Не знаю. — Ивона пожала плечами. — Видимо, есть для него в этом какая-то выгода. И пока она совпадает с нашей, надо пользоваться моментом. Только не провали дело, Квак. Ты мне доверяешь?
— Нет. — Он посмотрел в ее глаза. — Но я люблю тебя.
Ивона блаженно улыбнулась. Юрка был красивый и обезоруживающий, как маленький мальчик. Он ей нравился, это точно. Может, любовь опять возродится?
— Поэтому мне нужно выйти за него.
— Я никогда не соглашусь на это, — шепнул Юрка и застонал, потому что Ивона провела ладонью вниз по его животу.
* * *
Церковь была полна народу, но почти все стояли спиной к алтарю.
— Где? Не вижу! — крикнул какой-то ребенок.
— Боженька все видит, — тут же пожурила его женщина, стоящая за прилавком со свечами и иконами.
На голове ее был люрексовый платок. Она осуждающе поглядывала на нескромно одетых молодых женщин, которых она ни за что бы не допустила на воскресную службу.
Батюшка в золотой митре и полном облачении православного священника, то есть в желтой филони и с кадилом в руке, стоял в уголке и оживленно беседовал с женихом. Бондарук лишь послушно поддакивал. Наконец он опустил голову и поклонился в пояс. Священник протянул перстень для поцелуя. Петр чмокнул его в сверкающий рубин, величиной со сливу, оправленный в красное русское золото.
— Молодой рвет и мечет, — шепнул Джа-Джа Романовской и взглянул на часы. Они стояли в притворе церкви и наблюдали за ситуацией.
— Куда уж моложе! — засмеялась женщина, стоящая перед ними. — Нарядился и думает, что помолодеет рядом с девицей. Если она вообще придет. Что за позор!
Она охватила голову руками и покачала ею, изображая озабоченность.
Божена Бейнар ходила туда-сюда между ковром, на котором должны были стоять новобрачные, и выходом из храма. Никогда еще она не демонстрировала свое единственное вечернее платье, подчеркивающее ее выдающиеся формы, столько раз и перед таким количеством зрителей. Неосведомленные гости стали принимать ее за невесту. После каждого дефиле Божена подходила к Бондаруку и что-то шептала ему на ухо. Он же лишь похлопывал ее по плечу и обнимал, словно стараясь успокоить.
— Элегантным людям случается опаздывать, — уверял жених. — Наверное, в парикмахерской задержалась. Пять минут в устах женщины — это полчаса. Спокойно, уважаемая мама.
Но Божена знала, что дело не в прическе. В голове у нее все еще тарахтел желтый мотоцикл, о чем она не осмелилась рассказать Бондаруку. Она отправила сыновей на разведку и ждала, когда они найдут непокорную дочь. Им было приказано, если потребуется, доставить ослушницу силой. Но пока не было ни их, ни Ивоны.
