— Как мы вдвоем снесем все это? — возмутилась Ольга. — Только ты могла пообещать такую глупость. Мы тут загнемся!
В отличие от сестры Ольга не любила уставать. Она была невысокая, костлявая. Отец, смеясь, называл ее Кощеем. Кася была его любимицей. Так было всегда, и Ольга сестре этого не простила. Она была довольно коварна и изворотлива. Зная, что женщины ее телосложения быстро теряют свою привлекательность от хозяйственных трудов, Ольга научилась с успехом от них отлынивать. В этом она стала настоящим мастером. Сегодня у нее не было выхода — Катажина обещала ей новую блузку. Тем не менее молчать она все равно не могла.
— Если сносить по одной, то это займет как минимум неделю. Я на такое не подписывалась.
— Бросать их мы тоже не будем, — объявила Катажина и по-доброму улыбнулась сестре. — Потому что все побьются, а те, что останутся, сгниют от помятостей прежде, чем мы их сварим.
— Наши перенесем, — пожала плечами Ольга. — А остальные? Надо их скатить. Какое наше дело? Пусть хозяева переживают.
— Это нечестно, — заявила сестре Катажина.
Она поправила юбку на животе. Ребенок уснул. Она взялась за опору, поддерживающую перекрытие и подтянулась, держась за свисающую с потолка лошадиную попону. Материя съехала. Под соломенной крышей находился тайник. Катажина встала, заглянула поглубже. В утреннем солнце блестнули дула автоматов, ленты с патронами. Катажина потеряла дар речи. Придя в себя, она быстро завесила тайный арсенал.
Чье оружие держали у себя Мацкевичи? Официально они заявляли о своем отвращении к политике. Жили рядом с Залусскими, дом к дому, в течение нескольких поколений. И было совершенно не важно, что одни ходили по воскресеньям на мессу, а другие на литургию в церковь. Бог един. До сих пор диверсантов у них в деревне не было. Катажина решила поговорить об этом с мужем. Банды постоянно искали оружие и мстили крестьянам, помогающим теперешним властям. Оружие конфисковывалось, люди гибли. За подобные арсеналы сжигались целые села. Хотя, возможно, это предназначалось для польских партизан? Мацкевичи — католики. Катажина аккуратно прикрыла оружие попоной, словно это было не страшное железо, а мирно спящие дети, и отошла подальше, прежде чем Ольга двинулась в ее сторону. Она старалась вести себя невозмутимо. Дыхание уже выровнялось.
— Когда невозможно победить врага силой, надо попробовать хитростью, — сказала она и повела плечом.
Ольга направилась вглубь чердака. Ей хотелось как можно быстрей оказаться возле теплой печки. Лечь и проспать всю зиму. А Катажина пусть себе выдумывает хитрости.
Тем временем сестра вышагивала между огромными желтыми шарами, словно тыквенная королева. Она перестала мерзнуть. Температура наверху была вполне сносной. В глубине помещения, у стены, она заметила корыто для поения коров. С одной стороны оно было поломано, поэтому и попало на чердак. Кася нагнулась и вкатила в него тыкву. Она дала знак Ольге и позвала детей, играющих во дворе в снежки. Они, словно развеселившиеся обезьянки, начали взбираться по ступенькам лестницы.
— Потихоньку, не все сразу, — засмеялась она и добавила «по-своему»: — Несколько человек остаются внизу. Сейчас вы будете играть в великанские «снежки».
— Оля, ты спустишься вниз. — Она указала на корыто. — Я подам тебе его, когда ты будешь на середине лестницы, а дети пусть поддержат, чтобы не разбилось.
— Но зачем? — упиралась сестра, ничего не понимая. — Не лучше ли нормально, по-человечески? По одной, по две справимся до вечера. Нам же никто не говорил, что это срочно. А к вечеру мужики вернутся и помогут нам.
— Сами справимся, — ответила Катажина.
— Чем сильнее баба старается, тем больше мужик ленится, — не отступала Ольга.
Катажина не ответила, хотя в этом была доля правды. Она молча вручила сестре корыто и сказала перетащить его к отверстию в полу. Сама же разложила юбку и села по-турецки.
— Не знаю, как долго я так высижу, — предупредила.
Она дала сестре знак, чтобы та встала на лестнице, а детям сказала перекатывать тыквы в ее сторону.
Ольга была миниатюрной, издалека походила на девочку. Но зато помоложе и не на сносях. Она взяла корыто и уверенно направила его вниз.
— Поставь его, как горку. Начали! — бодро крикнула Катажина.
Дети заразились ее задором.
Они перекатывали тыквы, громко хохоча, их это очень забавляло. Оставшиеся внизу складывали их вдоль забора. Опять пошел снег, поэтому Катажина сказала им, чтобы они укрывали тыквы ветками можжевельника. Работа спорилась. Когда желтые и оранжевые гиганты образовали яркую гору под слоем можжевельника, она увидела за забором мужчину. Тот с интересом следил за их работой, но помогать не спешил. Катажина узнала Сташека Галчинского. Он иногда нанимался батраком в хозяйстве Залусских. Сташек был худой и, если присмотреться, слегка косоглазый. У него не было шансов понравиться ни одной из местных девушек, и дело было не в дефекте зрения. У Галчинских не было своей земли. Стах жил с матерью в землянке у леса, на окраине деревни Залешаны. Говорили, что отец Галчинского бросил жену чуть ли не во время родов, приобщился к партизанскому движению, ушел в лес и больше не вернулся. Бедная женщина с трудом воспитывала сына. Если бы не сжалившийся над ними священник с Клещелей, эти двое умерли бы с голоду. Благодаря стараниям людей, была восстановлена часовня, а приехавший служить в ней капеллан нанял ее экономкой. Ее не смущало, что она работает на православного священника, а он уважал ее веру и не пытался переманивать на свою сторону. Со временем парень вырос и на протяжении долгих лет отрабатывал свой личный шарварок в доме священника при церкви. Иногда прислуживал во время литургий, ремонтировал крышу, убирал.
Ни святой отец, ни сама церковь во время войны не уцелели. Сташек с матерью после войны остались без средств к существованию. Тогда Василь Залусский сжалился над парнем и нанял его несмотря на то, что Стах не очень годился для тяжелой работы в поле. Приходил он, собственно, только ради Ольги. Катажина знала, что Сташек вздыхает по ее младшей сестре, но та, казалось, не замечала бедолагу, проводя время в мечтах о более выгодной партии. Ей хотелось в город. Ни один, даже самый богатый крестьянин, не привлекал ее. Она засматривалась на военных, приходивших к ним в деревню за продуктами. Произнеся слово «Варшава», они всегда получали дополнительную порцию мяса. Говорили, что это из-за Ольги Сташек начал сотрудничать с партизанами.
— Позови залешанца! — крикнула Катажина сестре по-белорусски.
Ольга отвернулась и прошипела:
— Курдупель.
— Мужик — даже, как жаба, сильнее, чем баба, — ответила Катажина и помахала Галчинскому. Тот, не спеша, направился в их сторону. Ольга взглянула на сестру с укоризной.
— Помочь? — спросил он по-польски.
— Не трэба, — фыркнула Ольга по-своему. Она знала, что Сташек поймет. Хоть и католик, он с детства жил в белорусской деревне. В этих местах было всего несколько польских домов. Родословные большинства семей были сильно смешанными. Поляки и белорусы здесь всегда жили рядом. — Нечего тебе тут делать. Отсюда вид на мой зад будет не так уж хорош.
