— Ольга! — крикнула на нее старшая сестра и обратилась к парню: — А мне помоги, пожалуйста. Не знаю, получится ли у меня спуститься с моим пузом.
Сташек подвернул рукава и галантно поклонился.
— Я вас снесу, — уверенно сказал он. — Если потребуется, то на собственной спине.
— Какое там «вас»! Называй меня просто Катюша! — крикнула в ответ Катажина. — Но я пока не слезаю, надо спустить оставшиеся тыквы.
Все золото Мацкевичей лежало под можжевельником еще до захода солнца. Люди из близлежащих домов приходили посмотреть на работу. Катажина разрешила некоторым взять по одной тыкве. Люди голодали, неудобно было скупиться. Дети, разрумянившиеся от работы на свежем воздухе, снова играли в снежки. Катажина наконец встала на твердую почву и набросила на плечи кожух. Тот застыл на морозе, но вскоре оттаял от тепла ее тела. Она не могла дождаться, чтобы сесть у разогретой печи и заняться приготовлением вкусного молочного супа. Они были единственными счастливчиками во всей деревне, у кого имелось целых четыре коровы. Молока не давала только рыжая, но они не спешили отправлять ее на мясо. Это была их страховка на черный день. Когда приходили партизаны, они прятали Красулю за сноповязалкой. Скот научился не подавать голос. Так, общими стараниями, они пережили последние тяжелые годы войны. И вот пришла свобода. Жизнь должна становиться лучше с каждым днем. Все будет хорошо, подумала Катажина и, вознеся очи горе, перекрестилась по-православному, складывая три пальца.
Сташек с Ольгой в это время сидели на бревне и разговаривали вполголоса. Катажина не хотела им мешать. Боковым зрением она заметила, как Ольга ударила Сташека по лицу. Видимо, тот опять попытался добиться ее благосклонности. Вся деревня смеялась над его безуспешными ухаживаниями. В это время к Катажине подбежала ее шестилетняя дочка. Она приложила ухо к животу и «постучала» в него.
— Тоня? Это я, Дунечка, — прошептала девочка. — Скоро мы будем играть вместе. Мамуся родит тебя, но это со мной ты будешь ходить под грушу к бабе Алле-молчунье. Буду возить тебя, как куклу, кормить молочком. А если ты будешь мальчиком, то покажу домик на дереве. Тебе понравится.
Катажина поправила дочери шапку и потерлась носом о ее нос. Тот был холодный, как у щенка.
— Покажи ручки, — обеспокоенно сказала она. — Ты сильно замерзла?
Дуня вытянула руки в огромных материных рукавицах.
— Я все время бегала, как ты сказала. А ты?
Катажина спрятала свои руки поглубже в рукава, чтобы дочка не увидела. Кожа на руках сегодня была еще более красная и потрескавшаяся, чем обычно. Она стыдилась этого.
Вдруг она услышала топот копыт. Выбежала на дорогу. Кто-то ехал навстречу на неоседланном коне, а за ним катились две пустые телеги. Катажина узнала повозки братьев. Увидев напряженное лицо двоюродного брата, она нахмурилась.
— Прячь детей, Катюша! — крикнул Миколай Нестерук. Ему не было еще и пятнадцати. Несмотря на детские черты и отсутствие растительности на лице, он был атлетически сложен и сообразителен не по годам. Война очень быстро сделала из него мужчину. — Мацкевич не приедет за тыквами. Его забрала банда. Нашу повозку тоже забрали.
— А Василь? — спросила она, полная плохих предчувствий.
— Поехал с остальными возницами, — ответил он. — У него хороший конь. Меня отправили, потому что моя лошадь хромает. Я еду предупредить людей. Пусть прячутся.
— Кто это? Русские?
Он посмотрел на нее, словно сомневаясь. Потом медленно покачал головой.
— Один был в советском мундире. Но, видно, только для маскарада. Говорили по-польски. Будут проверять, за кого мы.
Залусское находилось в некотором отдалении от дороги, благодаря чему им удалось пережить войну почти без потерь. Конечно, они познали голод, нищету и унижение, но тем не менее были живы.
— У главаря банды фуражка с орлом в короне, а на лацкане мундира икона Богоматери и горжет с черепом и костями.
— Бурый! — Катерина закрыла рот ладонью.
Солдаты Национального армейского союза были враждебно настроены по отношению к местным жителям. Они считали здешних людей доносчиками народной власти. А Ромуальд Райе, псевдоним Бурый, местных ненавидел особенно сильно.
— Забери детей, — добавил Миколай. — Достань католическую икону, громничную свечу зажги. Пусть Бог нас сохранит.
Катажина сию секунду собрала всех детей, словно курица под крыло. Она отвела их на дорогу, посадила в повозку одного из младших братьев. Дуне сказала слушаться дядю. Сама же побежала со всех ног по остальным хатам, чтобы предупредить людей. На лицах мужчин рисовался молчаливый ужас. Женщины причитали по-белорусски.
В середине пути Катажина обернулась. Взглянула на тыквы и вспомнила, что не забрала причитающуюся плату за тяжелую работу. Она рассчитывала на то, что, может быть, Ольга со Сташеком возьмут хотя бы несколько штук. Уже смеркалось, но не настолько, чтобы не заметить людей. В этот момент до нее дошло, что молодых нигде нет.
— Коля! — Она дернула двоюродного брата за рукав. — Где Ольга?
Тот оглянулся.
— Ее здесь не было.
— Была, — ответила Катажина. — Они сидели там, на дровах, со Сташеком Галчинским.
— Ольга? — удивился он. — С этим ляхом?
— Он, хоть и католик, но парень хороший. Разворачивайся!
Они искали их по всему двору Мацкевичей. Дуня не захотела так долго оставаться с дядей, поэтому Катажине пришлось взять ее на руки и везде носить с собой. Через некоторое время стало совсем темно. Если бы не снег, пришлось бы просить у соседей керосиновую лампу. Но те заперлись в доме и вряд ли бы открыли. Катажина вдруг почувствовала дикую усталость. Она ничего не хотела так сильно, как вернуться домой. Она еще раз, ради собственного спокойствия, заглянула в сарай Мацкевичей.
— Ольга! — испуганно позвала она. — Сташек!
Вдруг из одного из сусеков донесся приглушенный крик:
— Сястрычка, дапамажы!
Навстречу сестре бежала Ольга. Грудь ее была обнажена, волосы растрепаны. Катерина прикрыла ладонью глаза дочери. Вслед за Ольгой вышел Сташек. Он напяливал фуфайку, застегивал штаны.
— Я ничего не сделал! — Он виновато повесил голову.
— Не успел, сукин сын, — прошипела Ольга и спряталась за спиной беременной сестры. — Ты вошла в последний момент. Я проклята! Обесчещена!
Несмотря на то что сестра тянула ее к выходу, Катажина сделала два шага в сторону Сташека и молча плюнула ему в лицо. Дуня, испуганно глядя на мать, все крепче сжимала ее руку. В этот момент в сарай вошел Миколай. Он не сразу понял, что произошло. Только когда Ольга опять запричитала, он отдал ей свой кожух и несколько раз огрел Сташека хлыстом.
— Убью, как собаку.
Сташек съежился. Потом поднял голову. Лицо было рассечено в двух местах. Кровь заливала глаза.
