Увидев рядом со своими выстеленными изнутри газетами валенками начищенные военные ботинки, он даже не поднял головы. Солдат был в полном обмундировании, вооруженный. Только звук перезарядки винтовки и дуло на высоте глаз заставили Василя вскочить по стойке смирно. Конвоиру не надо было ничего говорить. По его мине крестьянин догадался, что наконец пришли распоряжения. Он даже обрадовался. Может, их скоро отпустят.
Затемно Бурый с бригадой двинулся в Хайнувку. Вдалеке время от времени все еще слышались выстрелы. Из обрывков разговоров солдат Василь догадался, что бригада Раиса потерпела поражение. У Красной армии было несколько вагонов боеприпасов и подавляющий перевес в численности. Менее получаса назад до лагеря добрался раненый солдат. Он едва успел передать сведения, прежде чем испустил дух. Таким образом, все узнали, каким был финал стычки польских партизан с отступающими красноармейцами. Службы безопасности вовремя получили сообщение о готовящемся нападении. Для отражения атаки были привлечены гражданские жители Хайнувки, силы милиции и секретных агентов. Бурому оказали уверенное сопротивление. Польские вооруженные силы были разгромлены в пух и прах. Половина людей Раиса погибла. Остальные ранены. Лишь несколько офицеров скрылись в лесу в ожидании подкрепления, прибывшего слишком поздно.
Бурый распорядился срочно разворачиваться. Возницы должны были двинуться по окружной дороге через лес в Хайнувку и там подобрать оставшуюся часть армии. Некоторые радовались поражению партизан, рассчитывая на быстрое избавление от них. Но Василь подслушал разговор конвоира с раненым и уже знал, что за Бурым нет погони. Похоже было, что никто их не ищет. Он не стал пока делиться плохой новостью с сотоварищами, решив сбежать при первой же возможности. Но пока дело было плохо. Бурый со своей бригадой абсолютно беспрепятственно шел от деревни к деревне, грабя и поджигая очередные дома. Никакой поддержки со стороны армии, милиции и секретных агентов. Для них, мирных жителей, это означало лишь одно — скорая смерть.
— Ты знаешь этот лес? — обратился к Василю конвоир.
Крестьянин смотрел в лицо ребенка, одетого в мундир, и размышлял, как долго этот юнец протянет на фронте. Он должен учиться, встречаться с девчонками, ходить на танцы. Для вояки он был слишком молодой и субтильный. А сейчас ко всему прочему он еще и панически боялся попасться. А то, что их всех возьмут и приговорят к смерти, — было совершенно точно. Как только службы безопасности найдут банду, они показательно повесят их на первом же суку. Даже если бандитам удастся выбраться из пущи, их ждет военный трибунал. Ему стало жалко поляка. Он кивнул.
— Поедешь первым, — приказал солдат. — Через несколько минут они должны быть у плакучей ивы, на развилке. Знаешь?
Василь глядел на него из-под шапки, покрывшейся инеем. Не реагировал.
— По-польски не понимаешь, кацап? — взбесился партизан и ударил Василя прикладом по лицу.
Это случилось так быстро, что крестьянин не успел увернуться. Он был заторможен от голода, холода и недосыпа. Во рту появился соленый вкус крови, несколько зубов было выбито. Староста упал на спину. Это лишь разохотило вояку. Он бил беззащитного Василя подкованными офицерскими ботинками, отчаянно стараясь замаскировать свой страх. Пострадавший с трудом поднялся, не теряя равновесия от очередного удара. Остальные равнодушно наблюдали за сценой. Ни один из них не хотел разделить судьбу Залусского. Никто не встал на его защиту.
— Я знаю, где это. — Сташек выступил из шеренги. Василь с благодарностью посмотрел на поляка, вытирая текущую из носа кровь. — Можно?
— Трогаемся через три минуты.
Военный разрезал путы на католике, указал место на козлах и удалился быстрым шагом. Когда скрип снега под его ботинками утих, Василь выплюнул выбитые коренные зубы вместе с густой кровью. Он взглянул на остальных возниц, которые, казалось, смирились со скорой смертью. Никто даже и не собирался подстрекать сотоварищей к бунту. Кто-то поделился с Василем остатками табака. Все были голодны. Они не думали, что шарварок продлится больше суток. Янка Коре вынул бутылку с остатками самогона и протянул стоящим рядом возницам. Когда очередь дошла до Василя, он сделал большой глоток, прополоскал рот и проглотил первач. Потом он по-доброму погладил свою кобылу, поправил на ней шерстяную попону и взялся за поводья. Сташек сидел на козлах, пряча голову в овечий воротник плохонькой телогрейки.
Они тронулись по узкой дороге через лес. За ними двигались остальные, всего пятьдесят повозок. Почти все пустые. В них должны были сесть отступающие солдаты Бурого. Только на последней телеге лежал мертвый гонец. Конвоир сначала хотел закопать его где-нибудь в лесу, но потом передумал из страха перед военным трибуналом. Бурый держал своих людей в черном теле. Бригада Раиса славилась наказаниями за нарушение субординации. Командир часто избивал своих солдат, муштровал их до измождения. Любая провинность могла стать для нарушителя смертным приговором.
— Молодец! — Василь похлопал Сташека по плечу, но тот лишь махнул рукой. Тогда Василь наклонился к нему и спросил: — Почему они и тебя взяли? Ни коня у тебя, ни повозки. И не русский.
Сташек пробубнил что-то в ответ, но Василь не понял. Какое-то время они ехали молча. Вдруг Галчинский наклонился к старосте и вытащил из-за пазухи серебряный крест.
— Если вас спросят, то говорите, что вы католик.
Василь удивился.
— Я поляк, но здешний, православный. Когда меня хотели отправить на Беларусь, я отказался. Здесь мой дом. Моя земля. Как я мог оставить все это?
— Значит, погибнешь, староста, — вздохнул Сташек и отвернулся. — Подумай.
* * *
Александр Крайнов, секретарь комитета Польской рабочей партии в Вельске Подляском вышел из поезда в Залешанах и бодрым шагом направился к зданию станции. Приезжая на тайные собрания белорусских конспираторов, он всегда брал у железнодорожников велосипед или, если попадался попутный трактор, садился на прицеп и добирался до Марека Франковского, старосты деревни Зани, занимающего должность начальника управы. До войны Крайнов был портным. И несмотря на то, что со дня освобождения он не сшил ни одной вещи, у него всегда были с собой неоконченные брюки, которые он якобы вез на примерку. В случае проверки он показывал милиции содержимое своего портфеля и начинал причитать, как все дорого, что все нанялись на пилораму в Хайнувке, что швейную машину некому маслом смазать. Ниток и тканей не достать, приходится все заказывать в Варшаве. Что за времена! Эта литания всегда действовала безотказно. Уже через пару минут блюстители порядка были сыты по горло его стенаниями и отпускали восвояси.
Жена смеялась, что эта легенда шита белыми нитками и когда-нибудь его все-таки арестуют. Но он старательно рассказывал ту же байку, даже если это была обычная плановая проверка, лишь предварительно убедившись в том, что прежде не встречал этого милиционера.
— Надо дуть на воду, — пояснял он жене, понятия не имеющей о его политических амбициях. — Мало ли, на кого нарвешься.
