Божена поставила чашку на блюдце. Нижняя губа ее дрожала. Глаза опасно остекленели.
— Что ты с ней сделал?
— Можешь идти, — приказал он. — Нам предстоит тяжелый день.
Когда она ушла, Петр лег на диван и накрылся с головой тем самым пледом, под которым только что грелась мать Ивоны. Из-под клетчатого одеяла высовывались только босые стопы. Он не собирался спать. Думал. Лежал так, с открытыми глазами, добрый час. Потом встал и направился через главную дверь в гараж. Три его новеньких автомобиля стояли на своих местах. Четвертое место, в глубине помещения, единственное с отдельным выездом, было пустым. Лишь в самом центре осталось жирное пятно. Он присел, растер жидкость между пальцами и понюхал. Масло или тормозная жидкость. Бондарук осмотрел подъезд к гаражу. Водитель трогался резко, так как на полу остались следы шин. Он подошел к воротам — замок перепилили ножовкой.
Петр снял его, сунул в карман и повесил новый. Потом он вернулся в дом, отпустил помощницу, щедро ее вознаградив, и поехал на работу. Несмотря на то что на фабрике не было ни души, ему хотелось поработать. По дороге он сделал несколько звонков. Одним из самых важных был вызов нотариуса.
— Я хочу изменить завещание, — сказал он, натачивая топор. — Это займет несколько часов. Приезжайте один. Никаких свидетелей. И возьмите все печати.
Бондарук вошел в дровницу и рубил дрова, пока не выбился из сил.
* * *
Ей наложили гипс и велели лежать. Сделали рентген, обработали раны на голове. Все было не так плохо. Кто-то привез ее вещи. Чемодан был открыт, ноутбук на месте. Она проверила пароль. Попыток взлома не было. Она как раз переодевалась из больничной пижамы в свою одежду, когда вошла медсестра.
— Позвольте измерить вам давление.
— Я нормально себя чувствую, — буркнула Саша, напяливая джинсы. У нее не получалось застегнуть их одной рукой. Медсестра подошла и помогла ей.
— У меня в чемодане должна быть расческа. Вы не могли бы подать ее мне?
Сестра стала услужливо перебирать ее пожитки.
— Может, в косметичке, — подсказала Залусская.
— Вам еще нельзя подниматься, — предупредила медсестра. — После сотрясения мозга следует лежать.
Саша не отреагировала. Здоровой рукой она пыталась расчесать спутанные волосы. Наконец медсестра нашла в боковом кармане чемодана расческу с надетой на нее резинкой, украшенной стеклянным единорогом. У Саши сжалось горло, ей надо было как можно быстрей позвонить дочери.
— Полиция хочет поговорить с вами. Они сейчас будут, — сказала медсестра, расчесывая Саше волосы.
— Соберите мне волосы в хвост, пожалуйста, — попросила Саша.
Ей вдруг стало хуже, и она опустилась на кровать.
Медсестра потрогала ее лоб.
— У вас температура. Я принесу жаропонижающее.
Она подняла одеяло и расправила простыню.
— Лягте, пожалуйста, — сказала она.
У Саши не было сил, чтобы раздеться. Она легла и закрыла глаза. Казалось, что совсем ненадолго, но, когда она проснулась, за окном уже смеркалось. В дверях стояла женщина. Залусская сразу узнала короткостриженную спутницу полицейского со свадьбы. Рядом с ней был молодой сотрудник в форме. Тот самый, которого сын Франковского отправлял за пледом.
— Начальник местной полиции, Кристина Романовская, — представилась комендант. — Как вы себя чувствуете?
— Я себя вообще не чувствую, — пробормотала Саша. У нее не было сил изображать бодрость.
— Догадываюсь. Но у нас мало времени. Надо поговорить.
Залусская лишь кивнула. Она все понимала. Чуть поднявшись на здоровой руке, она дала понять, что к допросу готова.
— Я не видела его лицо, — сказала она. — А то, что там произошло, я описала полицейскому в машине скорой помощи. Надеюсь, это как-то помогло.
— Он передал мне каждое ваше слово, — подтвердила Романовская и указала на стоящего рядом молодого полицейского. — Лейтенант Кароль Супричинский, наш художник. Это приказ из областного управления. Вы в курсе, как все это происходит. Я понимаю, что вы не сможете узнать преступника, но нам нужно оформить все подобающим образом.
Саша приложила здоровую руку ко лбу. Она сама искала приключений на собственные ягодицы. А кто ищет, тот найдет. Сегодня утром ей следовало быть в Гданьске, на экзамене по стрельбе. Проспав весь день, она даже не позвонила Духу. Все подумают, что Залусская струсила. Она была в бешенстве.
— Худощавый, около ста семидесяти сантиметров. Черная маска. Народный костюм. Мотоциклетные перчатки, — повторила она ранее данные показания.
Художник показывал ей очередные модели лица. Она не могла выбрать. Под маской мог скрыться кто угодно. Она очень точно описала глаза нападавшего, хотя эта деталь вряд ли поможет следователям.
— Светлые, скорей всего, зеленые, если это были не линзы.
Белые ресницы, видимо, блондин. Сомневаюсь, чтобы они были осветлены.
Получалось, что профайлер — не самый лучший свидетель. Но, к сожалению, единственный. Теперь ей не дадут жизни на протяжении всего следствия.
— Второго нападавшего я не видела, — продолжала Саша. — Он атаковал меня сзади и должен был быть намного ниже и слабее меня. Первый раз он промазал. Лишь наклонившись, я получила удар в висок. Мне кажется, что это могла быть женщина. В туфлях на шпильках.
— Женщина? — Романовская что-то записала в блокноте и подняла голову. — Какие-то детали?
— Скорей всего, миниатюрная. — Она постучала по своему гипсу. — Вбила каблук мне в ладонь. Так мне тогда показалось. Она была не очень тяжелая.
— А машина?
— Черный «мерседес». Не новый, но в хорошем состоянии.
— Модель, называемая «очкариком», — зачитала из протокола Романовская. — Вы уверены?
Саша подтвердила.
— Характерные фары. Они были включены, когда он гнался за девушкой. Номеров я не записала.
— Потому что их не было, — усмехнулась Кристина.
Саша нахмурила брови.
— Я не обратила внимания. Все продолжалось максимум десять минут.
— Машина у нас. Там пробит масляный резервуар. Потому он и встал.
Романовская отправила художника. Сама же осталась. Саша напряженно вглядывалась в комендантшу.
— Какова на самом деле цель вашего приезда в наш город?
Профайлер замялась.
— Это личное, — отрезала она. — В это время я должна была уже праздновать возвращение на службу. Но сижу вот, как обычно, по уши в дерьме.
На лице Романовской не дрогнул ни один мускул. Она закрыла блокнот, взглянула на часы.
— Как вы считаете, мог ли нападающий быть пожилым человеком? Например, за шестьдесят?
