— Только поспеши. Завтра встаем затемно.
Дуня стала одеваться. Артемий встал, слегка пошатываясь. Он остановил ее в дверях, прежде чем она взялась за засов.
— Значит, договорились, — заявил он, гадко усмехаясь, и облизнулся. На его усах она заметила капельки жира с домашней колбасы. Ее стало мутить. — Помолвку объявим в воскресенье, а свадьба будет после праздников. Чего тянуть. Ты уже не такая молодая.
— Дело говоришь, кум, — засмеялся Михаил.
Дуня попросила дать ей пройти, но Артемий не сдвинулся с места. Он схватил ее за талию и прижал к себе. Она оттолкнула его и со всей силы влепила пощечину, чем лишь рассмешила его.
— Молодая кровь играет, — подытожил Прокопюк и потер щеку. Видно было, что он слегка протрезвел.
Михаил молча положил нож рядом с тарелкой. Поднялся, упираясь локтями в стол, но тут же опустился назад, на лавку. Он был абсолютно пьян.
— Извинись перед паном, — выдавил он наконец.
Дуня стояла на том же месте, красная как рак.
— Извинись, сказал. Ты должна уважать мужа.
— Он еще мне не муж! — Она подняла подбородок.
Развеселившийся Артемий махнул рукой.
— Да брось, кум. Троху меня понесло. Девчина печется о своем целомудрии, — захохотал он. — Это мне нравится. Потому я ее и выбрал.
Дядька наконец смог выбраться из-за стола и пошел в сени за тонким ремнем, висящим на крюке. Он намочил его в воде возле печки и отряхнул, словно кропило.
— Извинишься?
Дуня помнила, как он избил ее в детстве. Как и то, как он ударил головой о печку маленького Анджея. Теперь он в свои восемь лет никак не мог освоить грамоту, несмотря на все усилия Дуни научить его. До этого мальчик был сообразительный, быстро все запоминал. То, что произошло у него с головой, было виной жестокого отца. Ей не хотелось разделить судьбу бедного Андрюши.
— Извините, пан. — Она склонила голову.
— Подними голову, — приказал Михаил.
Подняла.
— Извините, — прошипела она сквозь зубы. — Грешна.
Артемий засиял.
— Хорошо дочь воспитываете, бацька. Будет мне от нее польза.
Дуня с трудом сдерживала плач отчаяния. Она сжала руку в кулак, не вынимая ее из кармана, и чувствовала, как ногти ранят ее в середину ладони.
— Можно идти?
— Только по-быстрому, — ответил Михаил как ни в чем не бывало. — И коров не перегоняй, а то молоко свернется.
— Да, отец. — Вышла.
Вместо того чтобы сразу бежать искать Ольгу, она спряталась в хлеву и беззвучно плакала. В этом деле у нее был большой опыт, приблизительно семнадцатилетний. Бесшумные рыдания были как ежедневные омовения. Не было и дня, чтобы не появился повод спрятаться в хлеву. Она испугалась, что Ольга уже пригнала коров. Если бы она вошла в дом и сказала, что падчерица не искала ее, то на Дунину бедную голову свалились бы еще более серьезные неприятности.
Она побежала к дороге. Ольга как раз заканчивала болтовню с соседкой-католичкой, которую — Дуня это точно знала — ругала в церкви каждое воскресенье. Сейчас же она улыбалась, приобнимала ее. На лице Ольги выступил нездоровый румянец. Дуня подумала, что тетка, скорей всего, выпила у соседки. И вообще, она была как-то неестественно весела. Дуня обратила особое внимание на новый цветастый платок с бахромой на голове у Ольги. В руке она держала бумажный пакет с проступившими жирными пятнами и эмблемой хайнувской кондитерской. Значит, тетка сегодня была в городе.
— Что случилось? — спросила Дуня. — Отец беспокоится.
— Представь себе, — начала рассказывать довольная Ольга, — я в сарае, за телегой, нашла банку с деньгами. Там было не много, но на конфеты детям хватило. Смотри, сколько вышло.
Она раскрыла пакет, внутри которого лежали разноцветные леденцы. Дуня почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, а в легких перестало хватать воздуха. Она наклонилась над сладостями, но Ольга быстро закрыла пакет.
— Это для младших. Когда поделю, может, получишь один, — грозно заявила она.
— Это были мои деньги! Мои! — крикнула Дуня. — И ты прекрасно об этом знала.
— Какие твои? — удивилась Ольга. — С каких это пор дети зарабатывают? Даже я не получаю в руки ни копейки. А работаю больше тебя, дармоедка.
Дуня направила на тетку указательный палец.
— Я собирала это целый год. На учебу. Верни это в магазин.
— Дура! — рявкнула Ольга «по-своему». — Я расскажу отцу, что ты воруешь. Прямо сейчас расскажу и покажу этот твой тайник. Какая еще учеба? Совсем рехнулась. Никуда ты не поедешь. Уж я тебе покажу занятия. А Михаил добавит. Сидеть неделю не сможешь.
— Я заработала их. Сама заработала, — расплакалась Дуня.
Но Ольга не слушала, продолжая орать как заведенная:
— Наверно, когда он брал тебя с собой в город, ты втихаря вытаскивала у него из кармана мелочь.
Дуня бросилась на колени и схватилась за подол юбки Ольги.
— Ты же знаешь, что люди иногда платили мне за роды, — прошептала она. — Забери их себе. Пусть дети радуются. Но не говори ничего отцу и отдай то, что осталось.
— Ничего не осталось! — взорвалась смехом тетка и погладила свой новый платок. — Красивый?
Дуня встала и внимательно посмотрела на Ольгу. Лицо ее побледнело. Слезы текли ручьями, но она даже не всхлипнула. Ее переполняла ненависть. В этот момент она впервые за много лет почувствовала присутствие матери. «Беги, — говорила она. — Иди, куда глаза глядят. Бог тебе поможет. Я буду с тобой. Всегда буду». Дуня встрепенулась. Видение исчезло. Тетка подошла и уголком нового платка вытерла ей слезы. Для этого ей пришлось поднять руки, потому что она едва доставала племяннице до плеча. Дуня четко уловила запах кизиловой настойки.
— Ну, не плачь. — Тетка прильнула к ней, как хитрый кот, и начала успокаивать: — Если ты когда-нибудь выйдешь замуж, мы тебе тоже такой купим. Я ничего не скажу.
Но девушка стояла как соляной столб.
— Как же ты сейчас была похожа на Каську. Прямо лицо преобразилось. Я даже испугалась, что это она. Словно ее дух явился.
Дуня прикрыла глаза и стала молиться. Она чувствовала, что успокаивается. Мир вокруг закружился. Не существовало ничего, кроме образов, появившихся в ее голове и ставших центром вселенной. Катажина спустилась с небес и обняла ее за плечи. Она убаюкивала ее, как Дуня маленькую Аллу не более часа назад. Впервые, очень отчетливо, она видела лицо умершей матери во всех подробностях: форма глаз, носа, овал лица. Кася улыбнулась ей: «Все-таки помнишь», а потом Дуня почувствовала некий толчок и мать исчезла. Девушка открыла глаза. Перед ней стояла пьяная старуха. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это Ольга трясет ее, пытаясь привести в чувство после обморока. Дуня не хотела возвращаться, поэтому опять поплыла. Но на этот раз Катажина не появилась. Вместо нее Дуня видела лицо постаревшей на несколько десятков лет Ольги. Потом вспышки: тетка выгоняет из дома старшего сына, плачет над могилой мужа, наконец, она одна среди бутылок и мусора, хватается за сердце, а потом лежит в гробу. Все это промелькнуло кадр за кадром и заняло, скорей всего, пару секунд, но Дуне показалось, что она увидела будущее тетки.
