— Пусть тебя Бог благословит, — шепнула женщина. — Если я умру, напиши на моей могиле Нина. Этого достаточно.
Дуня кивнула, а потом, сама не зная почему, наклонилась и прижалась к сухим плечам старушки. Пока они вот так лежали, обнявшись, Дуня снова ощутила присутствие матери. Ей казалось, что дух Катажины стоит у нее за спиной. Она была все такой же молодой, беременной и в зимней одежде. Такой, как ее запомнила шестилетняя Дуня. Она представила себе, что Катажина, улыбаясь, кладет ладонь на ее лоб и говорит: «Все хорошо». Очень давно, возможно, со дня смерти матери, Дуня не чувствовала себя настолько на своем месте. Это продолжалось недолго. Обернувшись, Дуня увидела, что в избе никого нет. Только бурый кот прошмыгнул между старых кастрюль на печке. Старушка уснула. Дыхание ее было спокойным и размеренным. Дуня, отходя от кровати, сказала, скорее, себе, чем ей:
— Я пойду к Красуле. Ты лежи, бабушка.
Выйдя за порог, в дверях она увидела небритого мужчину в ватнике. На голове помятая шапка, в зубах тлеющая сигарета без фильтра. Он промок едва ли не насквозь, с козырька шапки капала вода.
— Вот ты где, — сказал Артемий, ее несостоявшийся муж.
Он протянул к ней руку, но не успел схватить, так как она сделала шаг назад. В этот момент небо осветила молния, небеса разверзлись, и Дуне показалось, что она увидела ангелов, среди которых была и ее мать — Катажина. Лицо ее, в обрамлении платка, было белым, взгляд неподвижен, как у святых с православных икон. Дуня закрыла глаза, но не прогнала видения. Она уже не боялась их, стала привыкать. Вдруг она услышала сильный гром и почувствовала запах горелого.
Прокопюк лежал у ее ног. Она присела, повернула его голову. Он был неподвижен, лицо обгорело. По всей видимости, молния ударила его в самую макушку, потому что в кожаной ушанке прогорела огромная дыра, диаметром с громничную свечу. Череп Артемия в этом месте треснул, волосы расплавились и прилипли к коже, но он был жив. Открыв глаза, он быстро пришел в себя при виде склонившейся над ним Дуни. В эту же секунду он вскочил и побежал восвояси, словно от самого черта.
Дуня поднялась и непроизвольно улыбнулась. К ней пришло осознание того, что больше никогда ни Артемий, ни кто-либо другой не посмеет тронуть ее. Следом пришла другая мысль. Вести о ее способностях быстро разойдутся. Ее начнут бояться. О ней и без того говорили всякое. И хоть она сама до сих пор в это не верила, получается, что это, наверное, правда. Январским утром 1946 года, в день смерти ее матери, в руках польского солдата взорвалась винтовка, когда он хотел выстрелить в нее. Ей было всего шесть лет. Сейчас из-за нее молния чуть не убила Прокопюка. Она не желала им смерти, но они оба пострадали оттого, что пытались причинить ей зло. Она понимала, что это значит. В этих местах по-прежнему верили в колдовство и забобоны. Дуня расплакалась. Она не хотела быть ведьмой.
* * *
Миколай Нестерук решил на этот раз закончить пораньше. Кобыла с трудом тащила груженную до краев телегу. В ней не поместилась бы и алюминиевая тарелка. Металлолома было даже больше, чем надо. Кузнец, для которого Миколай собирал использованный металл, не перекует это все до самого Рождества. Вернуться в город Миколай планировал на следующий день, поэтому решил остановиться на поляне, чтобы лошадь поела свежей травы. Недалеко жила бабка Нина. К старой знахарке обращался за помощью еще его отец. Миколай привязал лошадь и пошел напрямик, чтобы, как всегда, раз в году попросить помолиться за упокой умерших и убитых во время войны. Он все надеялся, что его кум, Василь Залусский, скрылся где-то во время заварухи, так же как и он, и когда-нибудь вернется.
У колодца вместо старушки он увидел молодую девушку, которая лихо вытаскивала ведра и переливала свежую воду в бадью. Похоже было, что Миколай попал как раз на большую стирку, поскольку на веревках, растянутых в саду, висели белые простыни. Миколай снял шапку и уважительно поздоровался, но когда девушка повернулась к нему, он потерял дар речи. Ему показалось, что он увидел дух умершей невестки, ее инкарнацию. Девушка тоже молчала, угадывая его эмоции. Она неподвижно стояла с подвернутыми рукавами и доверчиво смотрела на Миколая.
— Нина дома? — спросил он, потому что ничего лучше не пришло в голову.
Девушка подтвердила. Прядь волос, вылезшую из косы, обвивающей голову в виде короны, заправила за ухо. Этот жест тоже напомнил ему Катажину. Ноги Миколая стали ватными.
— На кухне, — ответила она и вернулась к своему занятию.
Миколай облегченно вздохнул. Мираж похожести исчез, когда девушка заговорила. Он никогда раньше ее не видел и не знал, что у Нины есть взрослая дочь. Знахарка никогда не была замужем и никаких мужиков, кроме болящих и страждущих, он здесь не видел. Миколай боялся спугнуть или обидеть красавицу, рассчитывая на то, что шептунья развеет его сомнения.
Очередной шок он пережил, войдя в хату Нины. Здесь никогда не было так чисто. Знахарка целиком посвятила себя своей миссии. Бог дал ей силу исцелять и изгонять бесов. Ей нельзя было отказать кому-либо в помощи. Когда-то возле ее хаты толпился народ. Нина уже давно перестала думать о мирской жизни, а когда ее собственное здоровье стало ухудшаться, она смирилась с мыслью, что дом — это убежище, нора. Она жила словно зверь. Ела, спала и проводила ритуалы в одной комнате. Теперь же Миколай заметил, что исчез специфический запах, характерный для старых домов, отделенных от хлева только тонкой дощатой стеной.
— Слава Господу, — поприветствовал Миколай Нину.
— Во веки веков, — прозвучало откуда-то из глубины перины под окном. Миколай направился на звук. Нина начала выкарабкиваться из постели, но гость остановил ее жестом.
— Лежите, матушка. Я просто проезжал мимо. Все в порядке.
— Сколько это лет назад вы с горилкой покончили, Колик?
— Будет восемь. Сорок точек, так как вы говорили. Каждый год обновляю. Мак у меня еще есть, травы тоже. Спасибо вам.
— Не благодарите. Это не я. Это вера.
— Но корова у меня бесится. Кто-то сглазил. И за Касю и Василя помолились бы. — Он положил на стол несколько банкнот.
Нина покачала головой и отодвинула деньги.
— Это много.
— Берите, — упирался Миколай. — Хорошая вы женщина. И дочери что-нибудь в городе купите.
Нина не успела ответить, что у нее нет дочери, потому что в избу вошла Дуня. Она поклонилась гостю и прошла в соседнюю комнату.
— Узнаете? — Нина указала на закрытую дверь.
Миколай пробормотал что-то невнятное.
— Это ваша племянница. Дочь Каси и Василя. — Нина покивала и какое-то время любовалась выражением лица изумленного Миколая. — Бог ее ко мне привел. Ольга выгнала ее из дому, она боится возвращаться.
Миколай сжал кулаки.
— Не нервничай так, — успокоила его знахарка и подсунула ему под ладонь старую деревянную иконку. Когда-то это был лик какого-то святого, но сейчас от постоянного контакта с людскими руками от образа осталась только золоченая рама. — Тепло идет?
