— Как это почти? — удивилась Саша. — Или было, или нет.
Романовская нахмурилась.
— Говорю же, почти. Значит, так оно и было. У него есть одна проблема. — Она сделала паузу и махнула рукой. — Но это ему никогда и ни в чем не мешало. Это был ходок, бабы его обожали. Некоторые, может, до сих пор вздыхают. Есть в нем какая-то такая, не знаю… грусть, что ли? А еще харизма и чувственность. Эти два противоположных качества интригуют женщин. Мне так кажется. На меня они произвели сильное впечатление. Тогда мне очень хотелось ухаживаний. Ты сама видела, какой Джа-Джа. До расставания он в течение многих лет не обращал на меня внимания. Теперь вот старается, но поздно. Да и мне хорошо одной. Так или иначе здесь нет ни одной красавицы после сорока, за которой бы Петр не ухаживал. Сейчас в это уже трудно поверить, все-таки он уже почти старик, но спроси у кого угодно, и ты убедишься, что все так и было.
— Я провела с ним половину обеда. Верю, — сказала профайлер. — Ближе к делу.
— Полгода назад обнаружился первый череп. Дети нашли его в угасающем костре на Харцерской Горке. За день до этого Петр объявил помолвку с пропавшей, сестрой Зубров. Город гудел. Старый кацап выбрал молоденькую Бейнар с Химической — националистку и бывшую предводительницу скинхедов. Если бы можно было преобразовать в энергию бешенство брошенных Петром за все эти годы невест, над Хайнувкой развернулось бы торнадо. Разумеется, все говорилось полушепотом. Здесь не принято открыто заявлять такие вещи. Все из уст в уста, по домам. Так, как мы сейчас.
Романовская положила перед Сашей проекцию лица разыскиваемой. А рядом фотографию обгоревшего черепа.
— Это та женщина, которую я опознала?
— Та проститутка, да. Скоро будет официальное подтверждение. Потом, за день до свадьбы Петра, кто-то принес очередную голову. К сожалению, пока мы не знаем, чей это череп, но контекст говорит сам за себя. Идет проверка на городском мониторинге: кто принес пакет? Есть определенные версии. Джа-Джа проводит оперативные действия.
— Что-то я запуталась.
— Первый череп специально бросили в костер, чтобы его нашли дети. Экспертиза показала, что на нем все-таки были частицы земли. Череп был закопан. Как долго он пробыл под землей — не установлено. Может быть, семь лет, а может и тридцать. При этом он был очень хорошо мацерирован. Ни следа мягких тканей. Чистая кость. Сначала было предположение, что это череп времен войны. В этих лесах кого только не было: УПА, польское партизанское движение, красноармейцы, немцы. На этой территории произошло множество убийств. Здесь проходила неофициальная государственная граница. Отсюда уезжал последний эшелон Красной армии в сорок шестом. До сих пор грибники находят кости, которые мы потом отправляем на экспертизу, — пояснила Романовская и сразу же вытащила из коробки очередную фотографию. — Этот, второй, подбросили в пакете в день свадьбы. Ранее я игнорировала эти элементы пазла. Все это больше похоже на теорию заговора, но я считаю, что убийство Петрасик тоже может быть связано с Петром.
Саша откашлялась, с трудом сохраняя серьезность.
— Значит, ты предполагаешь, что в городе орудует Синяя Борода, который охмуряет, а потом мочит теток и прячет в лесу их тела, чтобы они считались без вести пропавшими, да? Все это он делает на автомобиле-призраке с двойными фарами, который то появляется, то исчезает, — закончила на одном дыхании профайлер и широко улыбнулась.
— Не только теток.
Вода закипела. Пар валил из чайника, но ни одна из них не сдвинулась с места, чтобы выключить газ.
— Значит, были еще пропавшие? Кто и сколько?
Романовская грациозно обошла Сашу. Сняла чайник с плиты и, не повернув ручку под конфоркой, перекрыла вентиль газового баллона.
— Если будешь что-то готовить, то перекрывай газ полностью, — посоветовала она Саше. — Так безопаснее.
— Я не собираюсь здесь ничего готовить, — парировала Залусская и повторила: — Кто еще пропал?
Романовская перенесла на подносе стаканы, поставила их на столике, размером с коробку из-под обуви. Вода расплескалась и капнула ей на ноги.
— Черт, все здесь, как в кукольном домике, — прошипела она.
Саша улыбнулась и помогла комендантше. Она спокойно переставила стаканы один за другим голой рукой.
— Тебя не обжигает, что ли?
— Теплые руки у меня бывают только в двух случаях: когда у меня температура или сразу после хорошего секса.
— Значит, температуры у тебя сейчас нет, — сделала вывод Кристина, вытирая туфли. — Это хорошо, а то пришлось бы везти тебя в больницу.
Саша отхлебнула глоток чаю.
— А второе неактуально вот уж лет семь.
— У меня… — Романовская мысленно подсчитала. — Кажется, одиннадцать. Но не больше.
Саша засмеялась.
— Теперь я понимаю, почему ты решила помочь мне. Это была не жалость, а, скорее, злость на патриархат. Ты увидела во мне сестру и жертву трагедии телесной замороженности.
— Думай, что хочешь. Но, оказав тебе помощь, я сразу почувствовала себя лучше, — призналась Романовская. — Конечно же я не знала, что это такая история.
— Какая?
Они сели.
— Калибр покрупнее будет, чем мой целибат и борьба за власть в маленьком городке.
— Малый или большой, — Саша подняла стакан, как для тоста, — феминисткам на погибель!
Романовская нахмурила бровь.
— У меня традиционные взгляды, — пояснила Саша и рассмеялась. — А именно: мужчина нужен, чтобы носить чемоданы и поддерживать женщину морально. Чтобы не упала. И это вовсе не значит, что я позволю унизить себя ради так называемой любви. Лучше уж быть одной. Так, как ты.
Повисла тишина. Романовская попробовала сделать глоток чаю, но он был еще слишком горячий.
— Когда я начинала службу в хайнувском участке, мне поручали только бумажную работу, — начала она. — Я занималась, в основном, исчезновениями. В те времена никто не пропадал без ведома службы безопасности. Если уж кто-нибудь исчезал, то, обычно, их стараниями. Контора находилась в том частном детском саду, на перекрестке. Много лет начальником у них был Адам Гавел. Сейчас он староста нашего повета. Помню, в тот день лил сильный дождь. В участок, вся промокшая, вошла красивая женщина в бордовом виниловом плаще и брюках из домотканого полотна. Когда она сняла импортный шелковый платок, я увидела, что ее волосы уложены в изящный пучок. Ни до того, ни после я не видела ничего подобного. У нее на голове была словно корона из переплетенных змей. Не знаю, какой длины и густоты должны быть волосы, чтобы из них получилось такое, но это мне запомнилось лучше всего. Также как и цвет — глубокий черный. Такой же, как у Ивоны. Это была некая Дуня Ожеховская, жена директора пилорамы и, что было всем известно, человека Гавела. Петр тогда был на пилораме молодым инженером, который внедрял современные методы обработки, совершенствовал производство. Любимчик партийцев, бывший секретарь Союза социалистической польской молодежи, активист, умеющий заслужить уважение как старших, так и младших товарищей. Его всячески продвигали и поддерживали, но народ ему не верил. Дядя сказал мне, что все абсолютно ясно: если с таким хорошим дипломом сельхозакадемии Бондарук вернулся в Хайнувку, а мог бы остаться в Варшаве или выбрать место по желанию, у него наверняка была рука в ЦК Польской объединенной рабочей партии или он был прислан с определенной миссией.
