Папу римского нужно было довышивать к завтрашнему дню. Если поднапрячься, то это вполне реально. Конвой заберет вышивку, ее натянут на раму, и очередное произведение Мажены займет почетное место в тюремной часовне. Это был ее подарок по случаю семидесятилетия тюремного роддома в Грудзёндзе. Такое желание может показаться странным, но ей хотелось вернуться туда. Козьминская знала каждую царапину ненавистной крепости, каждый недомытый закуток в ее коридорах. Она нигде не сидела так долго, как там, и нигде не чувствовала себя так спокойно.
Лязгнула дверь. Кто-то отодвинул засов, для начала взглянув в глазок, хотя Мажене не дано было этого заметить. Она с трудом оторвала голову от подушки, но сил встать не было. Дверь открылась. Козьминская вглядывалась в белоснежные чулки и дырчатые мужские туфли цвета капучино. Начальница. Они не переносили друг друга, но изображали приторную сладость.
— Ксендз ждет, а ты лежишь себе, — бросила надзирательница.
Мажена повернула голову, с трудом дыша. Она собрала последние силы и приподнялась на руке. Ей ответил удивленный взгляд начальницы, в голосе которой слышалась озабоченность. Козьминская не могла в это поверить. Наверное, у нее случилось что-то с головой от бессилия. Ведь она никого не интересует.
— Ты нормально себя чувствуешь?
Начальница протянула ей руку. Мажена ойкнула от боли, покачала головой. Она не могла сесть на стул.
— До утра закончу. Когда я вернусь домой?
— Дом у нас в сердце, дорогая. Я где-то читала. Наверно, в каком-то детективе, — рассмеялась надзирательница. Она отряхнула мундир. Дубинка на ремне закачалась, наручники тихонько сыграли несколько тактов. Нет. Озабоченность была мнимой. Мажене только показалось. Начальница была уверена, что заключенная симулирует перед судебным заседанием, и перестала быть вежливой. — Врача уже нет. Он сегодня принял преждевременные роды и удалил кусок ведерной ручки из горла одной дилерши. Получила три года и считает, что теперь земля перестанет вертеться. Ты опоздала.
Мажена не ответила.
— К тебе гость, но, если ты не в форме, то я его отправлю.
— Кто?
— Я бы даже могла согласиться на «особые условия». Если ты, конечно, не станешь устраивать цирк на процессе. Но на «интимное» не рассчитывай.
— Мужик?
Мажена моментально поднялась. Наклонив голову, она растирала спину. Стресс подействовал исцеляюще.
— Громек? — Она замотала головой. — Я не общаюсь с шестерками.
— Приведи себя в порядок, — засмеялась надзирательница. — Даю вам минут пятнадцать. У пана Петра мало времени.
Мажена задумалась. Этого не может быть. Психологиня не похожа на всемогущую. Но других Петров она не знала. К тому же к ней вообще никто не приходил уже несколько лет. Во всяком случае, никто из тех, кому она была бы рада. Козьминская с трудом поднялась. Села, судорожно хватая воздух. Когда ее легкие наконец заработали, она повернулась и заметила дырку на левом чулке надсмотрщицы. «Стрелка» побежала от пятки до самого подола юбки. Никто не совершенен.
Сначала она не узнала его. Абсолютно седой, сильно похудевший, увядший. Много пьет — она сразу это заметила по отекшему лицу, зобу на шее и красным глазам. По сравнению с ним даже она в своем оранжевом комбинезоне выглядела превосходно. Но он, похоже, не смотрелся в зеркало, потому что начал подтрунивать над ней с первых же слов.
— Ты всегда умела себя подать. Симпатичный костюмчик. И диета, смотрю, тоже сбалансированная. Хотя бюст по-прежнему ничего себе. Не обвис?
В голове щелкнуло. Нахлынули воспоминания. Сейчас она думала только о том, что визит Очкарика точно связан с той легавой. Случайность исключена. Она была вынуждена признать, что Залусская все-таки сильна. Она ее недооценила.
— Как тебе это удалось?
Он сделал вид, что не понял вопроса. Она не собиралась ему помогать.
— Страх? Принцессу недостаточно хорошо охраняют?
— Отвали.
— Если скажешь мне фамилию, я помогу с адвокатом. Хорошим адвокатом.
— Какую фамилию?
— Того, кто Иовиту…
Она направила на него палец. Петр покачал головой.
— Неправда.
— Именно так я и скажу, когда меня спросят. Я знаю, что это ты.
Он откашлялся, искренне обиженный.
— Маженка, я знаю, что задел тебя. Но чтобы ты против меня? Мы же собирались вместе завоевывать мир. Хоть камни с неба. Живыми не сдадимся. Помнишь?
Она захохотала.
— Давай без этих песен. Я уже большая.
— Это да, времени у нас все меньше, — пробормотал он. — Спрашиваю еще раз. Это в наших общих интересах. И мне не верится, что ты не боишься за свою пятую точку.
— Долгие годы тебе было наплевать, кто это, а теперь вдруг… Что тебе с этого? Сейчас, когда даже меня это перестало интересовать?
— Тебя должно, — поправил он ее. — Фамилия человека, который после побега Иовиты угнал мою машину и разбил ее под Цехановом. Отломанное зеркало, сигнал в полицию о нарушителе на дороге. Я из-под земли его откопаю и повешу на первом же суку.
— Смотрите, какой, мать твою, рыцарь, — глумилась она. — Почему именно сейчас?
— У меня огонь возле самой задницы, — пояснил он. — Я должен отразить атаку. Это срочно.
Она пожала плечами.
— Даю слово: это не я, — заявил Петр уже более спокойно.
— Не ты что?
— Йовита была мне не чужая. Я помогал ей. Бескорыстно.
— Лучше бы ее отымела войсковая часть. Может, ее матери было бы куда на могилку прийти.
— Меня там не было. Но иногда мне кажется, что это ты могла ей помочь. Вы так неожиданно исчезли с тем парнишей. Странно, что это только сейчас пришло мне в голову.
— Конечно, — возмутилась Мажена. — Я ж сижу за убийство, можно мне еще пару голов приписать. Какая разница. Тем более что Йовита была младше меня и смазливее.
Мажена прервалась. Собеседник мог подумать, что она завидует подруге.
— Ты завидовала? — Он был искренне удивлен. — Чему? Групповому изнасилованию?
— Сейчас это уже не имеет значения. У мужиков всегда есть объективные поводы послушать женщину и сделать наоборот. Поздновато до меня это дошло, но, по крайней мере, глупых надежд я уже не питаю.
В очередной раз, как и много лет назад, Петр удивился, что Мажена едва закончила начальную школу. Где-то он читал, что в тюрьме она отучилась до 10 класса. Мысли она сейчас выражала более изысканно, чем раньше. Может, много читает? Надо признаться, что теперь она даже не казалась ему такой уж уродливой.
— Ничего бы не получилось, — сказал он. — У нас с тобой была только игра.
— Я поверила тебе, — бросила она.
