— Пётрусь, зачем тебе это? Ты молодой, красивый. Иди покоряй мир. А мне надо быть здесь. Выхода нет. Работа, дом. Мое место здесь, здесь я умру. У Ирмы школа. Как я могу ее оставить?
— Заберем ее с собой.
— Не поедет.
— Нам не обязательно жениться, — сказал он. — Мне это не надо. Ты уже побывала замужем.
— А что ты можешь мне предложить? — спросила она. — Просишь, чтобы я разрушила свою жизнь. А сам что даешь взамен?
Петр сел. Поправил подушку, взял сигарету. Предложил и ей, так как она тоже любила иногда сделать одну-две затяжки, но на этот раз категорически отказалась.
— Я найду работу.
— Какую? — издевательски усмехнулась она. — Ты не годишься для физического труда.
Он сделал вид, что напрягает мускулы. Худой, с нежными ладонями, израненными рубкой дров. Недавно он устроился на пилораму, но выдержал только шесть дней.
— Что-то должно произойти, — зловеще объявила Дуня. Она была уже раздражена. Расчесывала волосы, нервно дергая их, так как концы спутались. Она принялась вглядываться в них, словно что-то читая из переплетений. — Что-то плохое. Если уже не началось.
— Брось! — Петр махнул рукой. У нее иногда случались видения. Она рассказывала ему свои сны, видела события, которые потом исполнялись. Он знал, что люди спрашивают ее совета по разным делам. Она молилась за них. Петр скептически относился к ее способностям, не верил в забобоны и шептуний, к которым многие ее причисляли. Он не хотел слушать об этом, предпочитая ее во плоти. Красивую. Его Дуня не была ведьмой. — Если хочешь, я уеду первым. Найду нам дом. В больших городах сейчас много возможностей. Потом приедете вы с Ирмой.
— Она не оставит папочку.
— Ты ее не спрашивала.
— Ты ей не нравишься.
Дуня взяла ножницы и отрезала запутанную прядь. Потом спичкой подожгла волосы, нашептывая что-то, пока они горели. В комнате запахло паленым.
— Откуда ты знаешь?
— Она знает про нас. Все знают. Он тоже.
Петр удивился, что очень развеселило Дуню.
— Не переживай, — успокоила она его. — Мужа это не интересует. Он ни разу не притронулся ко мне. И скорей всего, мне это не грозит до самой смерти. По крайней мере, он честен со мной.
— Этого я, как раз, никогда не пойму. Как можно рядом с тобой оставаться равнодушным? — Он привлек ее к себе и поцеловал.
Она освободилась от его объятий и засмеялась.
— Дочь у него уже есть. А я была нужна затем, чтобы ее воспитывать.
Петр наморщил лоб, не понимая.
— Зато ты ему нравишься.
— Извращенец, что ли? — буркнул он.
— Радуйся, что так. Только поэтому он все это терпит.
— Терпит?
— Его все это забавляет. Он вчера спрашивал о тебе. О том, какой ты. Я ничего не сказала, но он водит за тобой глазами, как пес за сукой. Не говори, что ты не заметил.
— Вот уж нет.
— Так обрати внимание. На твоем месте я бы не поворачивалась к Степану спиной.
Он бросил в нее подушкой.
— Ты красивый. — Она опять дотронулась до его солнечного сплетения. Сунула пальцы в кучерявые волосы на его груди и потянула вниз. Тут же последовала реакция. Подняв одеяло, она подтвердила этот факт и улыбнулась. — Мне ни с кем не было так хорошо. Не то чтобы я пробовала со многими… Почему мы не можем продолжать жить, как сейчас?
— Я хочу, чтобы ты была только моей.
— Ты не можешь купить меня себе, — возмутилась она. — Я никогда не буду только твоей. И дело не в тебе. Я никогда не буду никому принадлежать. Я должна быть свободной. Разве нам сейчас плохо?
— Я не хочу встречаться раз в неделю. Мне надо держать тебя за руку на улице.
— Скорее, под руку. Мы в Хайнувке.
— Жить вместе. Засыпать с тобой и просыпаться.
— Перестань.
— Я не хочу притворяться, что мы незнакомы, когда ты разговариваешь с людьми у меня на работе.
— Последний романтик, — вздохнула она. — Остальные давно вымерли.
— Я в состоянии нас содержать.
— Посмотрим, — усомнилась она и склонила голову. — Надо поговорить обо всем спокойно.
— Значит, ты не отказываешься? И есть шанс, что сбежишь со мной?
— Утром, после дежурства, принесу тебе завтрак, — сказала она, не глядя ему в глаза. — Тогда и вернемся к этому разговору. Тебе следует кое о чем знать.
— Ничто не имеет значения, — загорелся он. — Ирма не должна удерживать тебя. Ты заслуживаешь счастья.
— Все не так просто, — ответила она, но раскраснелась. — Может, действительно, у нас могла бы получиться хорошая семья?
В коридоре послышались шаги. Дуня метнула взгляд на Петра, тот пожал плечами.
— Наверное, сосед из седьмой комнаты. Не уехал домой. Он любит послушать. А ты не очень-то тихая, любовь моя.
Она сдержала смех и закрыла рот рукой. Петр тоже замолчал. Шаги становились все громче.
— Нет, — шепнула она. — Идет к тебе. Дверь закрыта?
Он кивнул.
— Ну, я пошла, каханы.
Ему нравилось, когда она так его называла. Она поцеловала его в лоб, смазала губы вазелином. Набросила пальто, завязала атласный платок. Вдруг засов в двери отодвинулся. У кого-то есть ключ. Дверь открылась, когда Дуня надевала на плечо плетеную сумку, в которой звякнули пустые банки, оставшиеся от принесенного ею обеда. Перед ними появился немолодой мужчина.
— Добры вечар, — поздоровался по-белорусски Степан и хитро улыбнулся: — Ты заблудилась, женушка?
Дуня бросила на него короткий взгляд и молча вышла. Когда она проходила мимо мужа, тот схватил ее за плечо так, что она даже тихо застонала от боли.
— Звонили из больницы, ты там срочно нужна. Кажется, тазовое предлежание.
— Уже иду, — сказала она без тени напряжения. — Только отведу Ирму в школу.
— Ирма уже почти взрослая, справится, — перебил он ее. — Нет времени. Это Ягода Пирес рожает. Постарайся. Я обещал Анатолю, что ты поможешь.
— Я не врач.
— Просто будь там, — заявил он. — Мой водитель отвезет тебя.
Она как можно тише закрыла за собой дверь. Они молчали, пока не утихли ее шаги. Степан приставил стул к металлической раскладушке Петра и стал вглядываться в его разлохмаченную черную шевелюру и волосы на груди. Петр сбросил одеяло и встал. Степан облизнул губы, сунул в рот трубку. Не отвернулся. Наоборот, пожирал обнаженного парня взглядом. Когда Петр подошел к стулу, на котором сидел Степан, гость послушно поднялся, чтобы молодой человек мог взять свои брюки, а заодно оценивающе посмотрел на его гениталии. Петр поймал этот взгляд, вспомнил шутливое замечание Дуни и разозлился, но вида не показал. Он издевательски причмокнул и, не спеша, натянул трусы, а потом брюки. Во время этого действа они мерились взглядами. Когда Петр, все еще наполовину голый, вынул из кармана сигареты, Степан вскочил и подал парню огонь.
