Когда он заканчивает речь, все собираются вокруг него, как пчелы, борясь за его внимание. Я тоже пытаюсь подойти поближе, но это оказывается совсем не просто. Официант, сжалившись надо мной, предлагает долить мне шампанского. Однако я выбираю просто газировку и нечто вроде пирожка с рыбой, после чего возобновляю свои попытки подобраться поближе. В конце концов мне удается занять место на расстоянии буквально вытянутой руки от Дэвида Гаудмана. Человек с бейджем «Пресса» берет у него интервью, но в разговоре вдруг возникает небольшая заминка. Я понимаю, что если ничего не скажу сейчас, то, скорее всего, у меня уже никогда не будет такой возможности.
– Простите за беспокойство, мистер Гаудман, я студентка-фотограф, и я писала вам недавно по электронной почте насчет стажировки. Но вы ничего не ответили.
– Вот как? – бойко ухватился за это журналист. – Но, Дэвид, вы же только что говорили о том, как важно поддерживать молодых людей в начале их карьеры.
Дэвид Гаудман поворачивается ко мне. Странная дрожь пробегает по моему позвоночнику. Теперь, находясь совсем близко, я вижу, что этот человек выглядит не так, как издалека. На самом деле он кажется мне почти уродливым – с этими выступающими скулами и черными бровями. Но потом Дэвид Гаудман улыбается мне. И вдруг начинает казаться самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо встречала! Его глаза – похоже, совсем не мигающие – смотрят на меня так, будто я единственная, кого он видит во всем этом зале. Его глубокий голос – с нотками южнолондонского акцента – обращается только ко мне. Этот человек буквально источает обаяние. Мне нужно быть очень осторожной. Не говоря уже о том, чтобы не терять головы.
Внезапно Дэвид Гаудман перестает улыбаться. Именно так. Как будто кто-то щелкнул выключатель.
– Конечно же, это важно, – живо говорит он, разглядывая мой фиолетовый пиджак. – Но я предпочитаю оказывать поддержку тем, кому приходится бороться со сложными жизненными обстоятельствами.
– Мне это известно, – тотчас откликаюсь я. – Мои родители верят, что можно всего добиться своим трудом. Я живу в муниципальной квартире и прохожу курс фотографии за счет государственной стипендии. Это считается борьбой со сложными жизненными обстоятельствами?
Журналист неистово строчит в своем блокноте.
– Напишите мне еще раз. – Дэвид кладет правую руку в карман своего пиджака. Отличная ткань. Серая в полоску. Дорого выглядит.
Он достает визитку и вручает ее мне, задержав свою руку дольше, чем было необходимо.
– Это мой личный адрес. Я обязательно вам отвечу. Обещаю.
Журналист поднимает голову от блокнота.
– Знаете, что? Из этого мог бы получиться неплохой материал. Неделя из жизни студентки, проходящей стажировку в «Гаудман Корпорейшн». – Он поворачивается ко мне: – Вы согласны?
– Конечно! – с воодушевлением отвечаю я. Это означает, что Дэвиду теперь так просто от меня не отвязаться. По выражению его лица я понимаю, что в голове у него промелькнула та же мысль.
– Я подумаю над этим, – говорит он.
Ублюдок.
Он заставляет меня промучиться целых десять дней. И потом, когда у меня уже почти не остается надежды, я получаю письмо.
Да! Меня берут на недельную стажировку, начиная с понедельника.
Я это сделала!
Глава 25
Вики
Таня мертва? Это кажется невероятным. Но иначе я не была бы здесь. В этой камере, где я, подозреваемая в убийстве, должна дожидаться приезда своего адвоката. Удивительно, что она вообще ответила на мой звонок. В конце концов, сегодня воскресенье. Впрочем, она ведь звонила мне в выходные. К счастью для меня, она, похоже, трудоголик.
Бог знает, сколько времени я тут уже провела. Часов нет. Камера совсем крошечная – большую ее часть занимает лежащий у стены матрас, покрытый клеенкой. В углу стоит унитаз без сиденья, загаженный предыдущими обитателями камеры. Духота просто невыносимая. Из-за жары, бывает, может случиться приступ. Я чувствую тошноту и головокружение, сознание начинает затуманиваться. Все это тревожные признаки.
– Мои таблетки! – выпаливаю я, как только дверь камеры открывается и появляется Пенни. – Они у меня в сумке. Я много раз говорила им об этом, и они обещали принести, но так и не принесли.
Пенни хмурится:
– Сейчас разберемся.
Она громко колотит кулаком в дверь. Я опускаюсь на пол, сжав голову руками, но до моего слуха долетают некоторые слова. Права человека… медицинская помощь…
В конце концов я держу в руках пластиковую бутылку с водой.
– Сколько таблеток? – спрашивает мой адвокат.
Голос у нее мягкий. Почти по-матерински заботливый, хотя она едва ли намного старше меня. Разве что лет на десять?
– Три, – говорю я.
– Вы уверены?
– Передозировка мне ни к чему, – быстро отвечаю я.
Мои слова, кажется, убеждают Пенни, хотя они не совсем правдивы. Три таблетки вызовут у меня повышенную сонливость, но это именно то, что мне сейчас надо. Мне хочется просто забиться куда-нибудь в угол и исчезнуть.
– Перейду сразу к делу. Мне сказали, что на теле Тани была обнаружена ваша ДНК. – Она садится рядом со мной на комковатый матрас. – И один из соседей видел вас выходящей из того дома.
– Я не убивала ее, – шепчу я.
Раздается вздох.
– Хотелось бы верить, что вы говорите правду. Но вы ведь утаивали от меня информацию, не так ли, Вики? Например, о том, чем вы занимались до того, как стали ароматерапевтом. Почему вы не рассказали о том, что работали в тюрьме?
Вот мой секрет и выплыл наружу.
* * *
Началось все с семьи Прасад. Когда я училась на первом курсе университета, мне попалось на глаза объявление, приглашавшее студентов-волонтеров для преподавания английского языка местным иммигрантам. Папа всегда учил меня, что нужно помогать людям. Меня закрепили за миссис Прасад, недавно перебравшейся сюда со своей семьей в поисках новой жизни.
– Моя жена нашла работу на фабрике абажуров, – сообщил мне ее муж, когда я впервые пришла в их маленький дом блокированной застройки – там с ними жил ребенок, маленькая девочка, ходившая туда-сюда с соской во рту, и тихий мальчик-подросток, их племянник. – Вот только она совсем не понимает язык, не знает, что ей говорят – круглое или квадратное, розовое или голубое. Я все время занят, работаю на стройке. У меня нет времени, чтобы ее научить.
После этого я каждую среду ездила на велосипеде к миссис Прасад на другой конец города, чтобы помочь ей разобраться в сложных и иногда необъяснимых хитросплетениях английского языка.
– Мой босс меня он повысил, – сказала мне моя ученица несколько месяцев спустя. – Это тебе говорить спасибо.
Она схватила меня за руку и настояла на том, чтобы я осталась у них на ужин. В тот день я ушла с таким теплым чувством в сердце, какого у меня давно не было.
