– В Детфорде.
Он склоняет голову набок, словно знает это, как сказали бы политики, «место культурного разнообразия», но не произносит ни слова.
– Машина ждет, – наконец говорит Дэвид, слегка касаясь моего локтя. Грязный старик. Неужели его нисколько не смущает, что я как минимум на двадцать пять лет моложе его?
Я ожидала увидеть автомобиль с водителем, но Дэвид подвел меня к двухместной спортивной красной машине, которая была припаркована за углом.
– Никогда еще не ездила на таких, – замечаю я. – Ого, какие низкие сиденья!
Его, кажется, это смешит.
– То же самое подумал и я, когда впервые купил такую машину.
Это человек, несомненно, очень богат. Но мне нужны вовсе не его деньги. Дэвид ведет автомобиль очень осторожно, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида, будто проверяя, не следит ли кто-то за ним. Я вспоминаю, что в офисе компании полно охранников. Возможно, Дэвид чего-то боится?
Я пытаюсь завести с ним разговор, но он меня обрывает:
– Я не люблю отвлекаться во время вождения.
Мы проезжаем мимо станции метро «Пимлико», а затем – мимо галереи Тейт Британ. Вдоль нашего пути протекает река. Она кажется еще красивее в темноте, при ночном освещении. В Лондоне я обычно хожу пешком или езжу на автобусах, но Дэвид ведет везде машину с такой уверенностью, какую может дать только огромный опыт. Этот человек явно привык все контролировать в своей жизни. Это, с одной стороны, внушает уважение, но в то же время пугает.
Мы останавливаемся на углу какого-то здания. Нас ждет человек в униформе. Дэвид открывает для меня дверцу машины (как галантно!) и бросает ему ключи.
Потом он слегка касается моей руки, указывая на красное кирпичное здание, которое, когда мы подходим ближе, оказывается рестораном, хотя на нем нет никакой сверкающей вывески.
– Вы любите стейки?
Я качаю головой:
– Я не ем мясо, но ничего не имею против рыбы.
– Все в порядке. В этом ресторане очень разнообразное меню на самый изысканный вкус. Мы обычно ходили сюда с…
Дэвид умолкает. Я чувствую, что он собирался сказать «с женой». Однако фраза так и повисает в воздухе, незавершенная, и интуиция советует мне ни о чем не спрашивать.
«Спокойно, спокойно», – говорю я себе, в то время как мы входим в ресторан и кто-то забирает мое пальто. Я так долго этого ждала. Я не могу позволить себе сейчас никаких неверных шагов.
Глава 29
Вики
4 апреля 2018
Мне удается узнать у конвойного в фургоне, в какую тюрьму меня везут, лишь спустя час после того, как мы выехали. Непрекращающийся все это время шквал звонков говорит о том, что для размещения моей персоны тюремной администрации пришлось немало напрячься. Как бывшая начальница тюрьмы, я не могу быть помещена туда, где прежде работала и где могут оказаться знакомые заключенные. Они могут проявить ко мне агрессию. И даже попытаться убить меня.
В конце концов сообщают, что меня отвезут в новую тюрьму, совсем недавно открытую в Уэст-Кантри. Какая ирония – я возвращаюсь в те же края, которые только что покинула.
Когда мы наконец приезжаем на место и нас высаживают из фургона, я чувствую, что у меня затекло все тело. К счастью, мне удается немного размять ноги, пока мы идем через широкий двор к зданию тюрьмы. Потом меня приводят в современного вида комнату, стены которой увешаны плакатами по правилам безопасности. После тщательного досмотра мне разрешают вновь облачиться в свою одежду. Только в том случае, если я буду осуждена, мне придется носить тюремную форму.
Эта тюрьма состоит из так называемых домов, будто это какая-то элитная школа. Мне доводилось уже несколько раз видеть подобные сооружения. В центре здания находится большой «хаб», от которого, как спицы колеса, расходятся во все стороны коридоры. Посередине «хаба» располагается стеклянный офис, или, как его называют, наблюдательный пункт, откуда надзиратели могут следить за происходящим.
Обычно в тюрьме очень шумно из-за непрекращающихся криков. Однако в этот момент стоит тишина. Все смотрят на меня. Надзиратели и заключенные. Я вижу все на их лицах. Шок. Изумление. Злорадство. Нехорошие замыслы. Хотя я никогда не работала в этом месте, тюремный мир очень тесен. Весть о моем прибытии, несомненно, уже докатилась досюда. А начальница тюрьмы – настоящая или бывшая – это все равно что враг.
Затем – словно в пьесе, когда актер вдруг вспоминает свои слова, – шум возобновляется с прежней силой. Очень бледная женщина в зеленом тюремном костюме (означающем, что она работает в саду) кричит на другую женщину, катящую кухонную тележку: «Отойди с дороги, черт возьми! Смотри вообще, куда прешь!»
Кто-то начинает спорить с надзирателем по поводу посещений. Молодая женщина, с собранными на затылке волосами и усталым лицом, принимается подметать пол прямо у моих ног, словно меня тут вообще нет. Меня ведут к двойным решетчатым дверям, за которыми находится вход в один из домов. Я заглядываю внутрь через металлические вертикальные прутья. Там стоит стол, за которым обедают женщины. Чувствуется запах уксуса. Все оценивающе смотрят на меня. Одна из женщин жует, не закрывая рта. Другая держит нож и вилку очень изысканно, словно говоря: «Хоть я и здесь, но все равно я не такая, как все остальные». Мы с ней на секунду встречаемся глазами, но она тотчас презрительно отводит взгляд. Несомненно, я попадаю для нее в категорию «всех остальных».
Затем меня ведут наверх по лестнице, но мне приходится остановиться на полпути.
– Двигайтесь! – рявкает надзиратель.
– Не могу. – Я вцепляюсь рукой в перила. – У меня кружится голова.
– Тоже мне отговорки! – произносит другой.
Они что – проверяют меня? Разве они не знают, что со мной случилось в прошлый раз?
Моя камера находится рядом с лестницей справа. Зарешеченное окно выходит на блок для матерей с детьми. Они устроили это намеренно? Кто знает. Я стараюсь, чтобы мое лицо оставалось невозмутимым. Однако внутри меня всю трясет.
В углу находится душ и унитаз. Вдоль одной стены располагается узкая кровать, а вдоль другой – длинная полка, служащая, должно быть, и письменным столом, и туалетным столиком. На полу – линолеум, а не голый бетон. По некоторым тюремным стандартам, это можно было бы считать настоящим дворцом.
– А вы попали как раз вовремя, к чаю, – говорит один из надзирателей. В его голосе чувствуется насмешка, будто я зашла сюда в гости, нанести визит вежливости.
Я сажусь на кровать, оказавшуюся очень жесткой.
– Я не голодна, – отвечаю я.
Он пожимает плечами:
– Как знаете. – Его глаза становятся еще более холодными: – А это правда, что вы были начальницей тюрьмы?
Я игнорирую этот вопрос и вместо ответа напоминаю ему, что мне скоро потребуются мои лекарства.
