Возможно, Дэвид на самом деле умнее, чем я предполагала.
Глава 37
Вики
11 июня 2018
Время в тюрьме тянется медленно. Разумеется, для заключенных. Когда я работала в подобном месте, в сутках было недостаточно минут для того, чтобы все успеть. Теперь же я стараюсь не смотреть на часы, потому что, видя, как ползут секунды, я, возможно, стану биться в отчаянии о стены. Мне остается лишь сидеть и вспоминать. Мне делается страшно от всех этих мыслей. И еще я боюсь, что кто-то из заключенных может напасть на меня из-за того, что я когда-то была «по другую сторону».
Каждый день, когда отпирают наши камеры, мы должны спуститься вниз по лестнице в столовую. Я изо всех сил вцепляюсь в перила, с бешено колотящимся сердцем и мокрыми от пота ладонями. Однажды я допустила ошибку, посмотрев вниз, и в результате споткнулась на ступеньке. Одна из женщин подхватила меня, и на секунду показалась, что она собирается столкнуть меня с лестницы.
– Убери руки! – закричала я.
Тотчас подбежала одна из надзирательниц.
– Я просто хотела помочь, – запротестовала женщина.
– С какой стати ей помогать? – прошипела другая. – Эта падла была начальницей тюрьмы.
– Черт возьми. Ты шутишь, что ли?
Надзирательница тем временем помогла мне подняться.
– С вами все в порядке? – спросила она более доброжелательным тоном, чем я ожидала. – У вас лицо совсем белое.
Неудивительно. Когда приходит время подниматься назад в наши камеры, путь наверх по лестнице пугает меня еще сильнее.
Мне очень не хватает ароматерапии – единственного моего спасения. Я многое отдала бы сейчас за пузырек с лавандовым маслом. Я скучаю по своему общению с клиентками, по работе, помогающей отвлекаться от проблем в жизни, по тому теплому чувству, которое возникает, когда помогаешь другим.
На этой неделе я дежурю на кухне, и моя обязанность – чистить картошку. Руки у меня красные от воды, покрытые многочисленными мелкими порезами от овощечистки. По санитарным правилам, мне следовало бы в таком случае обратиться в медпункт, но медсестра в последнюю неделю была на больничном из-за стресса, и ей до сих пор так и не нашли замену. Разумеется, подобное положение дел абсолютно недопустимо. Будь я начальницей тюрьмы, сделала бы все возможное, чтобы решить эту проблему. Но я здесь вовсе не начальница.
На самом деле мне вполне нравится чистить картошку. Эта размеренная механическая работа действует успокаивающе. К тому же она помогает мне отвлечься от мыслей о предстоящем суде. Он должен состояться через месяц, а от моего адвоката вот уже несколько дней нет никаких известий. Я знаю, что она сердится на меня за отказ вызвать Патрика в качестве свидетеля.
Но я просто не могу пройти через этот позор. Я не смогу видеть его лицо, полное жалости. Это выше моих сил. Я задумываюсь о том, знает ли Патрик, что я в тюрьме. Подозреваю, что знает, – слухи здесь распространяются очень быстро. Как бы то ни было, он не пришел меня навестить – и это еще одна причина, по которой я не хочу просить его стать моим свидетелем.
Ой! Я опускаю взгляд на свою картошку, внезапно вернувшись к реальности. Я снова порезалась. На этот раз гораздо сильнее, чем раньше. Однако физическая боль даже приносит некоторое облегчение.
* * *
– Результаты вашей работы впечатляют, – сказал мне губернатор в том далеком 2009 году, после того как моя тюрьма получила награду за лучший блок матери и ребенка. – Вы хорошо поработали.
– Это не только моя заслуга, – поспешила уточнить я. – Но и Патрика тоже.
Мы работали вместе на тот момент почти год. Губернатор кивнул.
– Именно поэтому мы бы хотели, чтобы вы сделали то же самое в тюрьме «Лонгуэйт». Вместе, как одна команда.
Опять переезд? Но мне нравилось жить здесь. Эта тюрьма находилась неподалеку от Лондона, и я могла по выходным посещать музеи и картинные галереи.
– Это очень поможет вам в вашей карьере, – добавил мой шеф.
Соблазнительно. Но…
– Я в общем-то согласна, – медленно произнесла я. – Но не уверена, что Патрик будет в восторге от этого предложения.
– Будет. – Губернатор многозначительно на меня посмотрел. – Все зависит от вас.
– Мы с ним просто коллеги, – резко парировала я.
– И у вас хорошо получается работать вместе.
К моему удивлению – и радости – Патрик согласился. Конечно же, в этом что-то было на самом деле – я не могла не признать этого, оставаясь честной сама с собой. Никогда еще мне не доводилось встречать такого мужчину, как он. Патрик был умным, добрым и привлекательным. Он был не похож на других. Не только потому, что вырос в нищете в Уганде (мне даже думать не хотелось о том, что сказал бы мой отец о его этническом происхождении). Тут крылось нечто большее: он был просто самим собой. Хорошим и честным человеком, не боявшимся бороться за то, во что он верил.
Зачастую Патрик предлагал именно ту стратегию работы с заключенными, которую обдумывала и я сама. Однажды, после нападения одной женщины из крыла С на надзирателя он предложил провести для нее курс управления гневом, вместо того чтобы отправлять ее в карцер.
– Вы согласны? – спросил он меня.
– Абсолютно. Пребывание в одиночестве не поможет ей изменить свое поведение. Мы должны помочь ей научиться неагрессивному взаимодействию с людьми.
Однако, каким бы восхитительным ни был Патрик, он, казалось, не обращал на меня внимания как на женщину. В тех редких случаях, когда мы уходили с работы одновременно, он никогда не предлагал мне поужинать вместе или сходить в бар.
Вместо этого мы просто расходились по своим комнатам. «Мне уже тридцать шесть», – напоминала я себе. Как получилось, что все эти годы пролетели так быстро?
– Тебе нужно больше куда-нибудь ходить, детка, – сказал отец, когда я приехала повидать его во время своего отпуска. – Разве у вас не бывает вечеринок и чего-нибудь в этом роде там, где ты работаешь?
– Бывает. Барные викторины. Дартс. Вечеринки для одиноких сотрудников.
Я могла бы еще добавить, что мне, с моей высокой должностью, следовало проявлять большую осторожность. Для меня было проблематично миловаться с кем-то на вечеринке, а потом на следующий день работать с этим человеком. Возможно, именно поэтому Патрик и не решался сделать первый шаг…
В ту ночь мне позвонили. Одна из матерей, живших в блоке, пропала вместе с ребенком. «В прессе поднимется черт знает что, если до них это дойдет», – сказал мой начальник, словно это было единственное, из-за чего следовало переживать в такой ситуации.
К тому времени, когда я вернулась в тюрьму из дома отца, мать с ребенком уже нашлись.
– Это моя вина.
Я никогда прежде не видела Патрика плачущим.
