– Но что насчет Вики…
Слишком поздно. Мама уже бросилась вперед.
С задней стороны дома находилась большая застекленная терраса – двери туда были открыты. Я успела заметить там Вики и Таню, а также восхитительный шезлонг для загорания. Затем мы быстро спрятались за кустом.
– Если что-то пойдет не так, беги туда, – прошептала мама, показывая на деревянную калитку в глубине сада.
– Давай лучше уйдем прямо сейчас. Пожалуйста.
Но мама продолжала наблюдать за тем, что происходило на террасе. Я последовала ее примеру.
Женщины ожесточенно спорили. Я слышала злость в их голосах, хотя не могла разобрать слов. Потом они внезапно набросились друг на друга.
О Боже! Вики и Таня дрались. Затем послышался глухой стук, когда Таня, падая, ударилась головой о стол.
– Беги! – толкнула меня мама. – Живо!
Скорее, через калитку. Мимо телефонной будки. Назад, на главную дорогу. Сердце бешено колотится. Завернуть за угол. Спрятаться за мусорным баком. Лишь тогда я наконец осмелилась обернуться. Где же мама? На несколько мгновений меня охватил ужас – вдруг ее поймали? В конце концов она появилась, тяжело отдуваясь.
– Черт возьми. Не бегала тысячу лет, – усмехнулась мама. – Пришлось несколько раз останавливаться, чтобы отдышаться. Ты не поверишь, что там произошло. Похоже, эта тюремщица Гаудман не такая уж паинька.
Глава 57
Вики
Мне предстоит снова отвечать перед судом, и я собираюсь с духом. Пенни предупредила меня, что она рассказала стороне обвинения историю про моего потерянного ребенка, Патрика, хотя я просила ее этого не делать.
– Это было необходимо, Вики. Нам нужно сделать все возможное, чтобы завоевать сочувствие присяжных.
Я могла бы высказать ей свое возмущение, но удержалась: возможно, она все же права.
Я также могла попросить сделать более длительный перерыв или даже провести повторное слушание дела, в связи с появлением Дэвида, но мне хотелось уже, чтобы все поскорее закончилось.
В результате я ответила сначала на вопросы своего адвоката, а затем слово вновь взяла барристер обвинения, ввиду новых обстоятельств, открывшихся благодаря свидетельству моего бывшего мужа.
– Соседка видела, как вы выходили из дома Тани в день ее убийства, – говорит она. – Кроме того, другая соседка, не назвавшая себя, позвонила в полицию из телефона-автомата. Вы признаете, что действительно были там?
Голова у меня начинает кружиться. В ушах раздается гудение – это плохой признак. О нет, только бы не случился приступ. Я должна во что бы то ни стало продержаться, пока не закончится этот суд.
– Я просто хотела спросить у нее – знает ли она, где находится Дэвид.
– Если бы она знала, почему бы она стала скрывать это от всех?
– Я подумала, что она может прикрывать его. Когда после разрыва с Дэвидом мы занимались разделом имущества, я обнаружила в его кабинете несколько документов, на которых стояла и подпись Тани: это были договоры на покупку недвижимости стоимостью в несколько миллионов – на подобное мой муж пытался уговорить меня незадолго до нашего расставания. На основании этого я пришла к выводу, что Таня тоже принимала участие в отмывании денег и ей было прекрасно известно, что Дэвид далеко не безупречен в ведении своего бизнеса. Однако когда я затронула эту тему в разговоре с ней, она набросилась на меня.
– Понятно. И как вы отреагировали?
– Полагаю, я включила свои навыки самозащиты.
– Полагаете?
Головокружение становится еще сильнее.
– Я не очень хорошо это помню. Как я вам уже говорила, мои лекарства могут сказываться на памяти.
– Какая удобная отговорка.
– Протестую, Ваша честь.
Судья наклоняет голову – очевидно, в знак согласия.
– Прошу вас воздерживаться от сарказма во время судебного заседания.
Барристер извиняется.
– Что именно вы имели в виду, когда сказали, что включили навыки самозащиты?
Я знаю, что это прозвучит невыгодно для меня. Однако такова правда.
– Нас обучали самообороне, когда я проходила обучение для работы надзирателем.
– Вы нанесли ей какие-либо травмы?
– Напрямую – нет.
– Пожалуйста, поясните.
– Ну… она ударилась головой о стол, когда я ее оттолкнула.
Я чувствую себя слишком виноватой, чтобы взглянуть на Пенни. Мне следовало рассказать ей об этом раньше. Но я надеялась, что удастся как-то избежать этих объяснений.
– Так же, как когда-то вы сломали одному заключенному ключицу, а другому повредили шею?
– Возможно, – шепчу я.
– Громче, пожалуйста.
– Возможно. Но я не думаю, что Таня получила тогда какую-то серьезную травму.
– Откуда вы можете это знать?
– Она вполне могла после этого разговаривать. Велела мне убираться. Именно так я и поступила.
– Вы помните, как душили ее цепочкой?
– Нет.
– Но, может, вы забыли об этом под действием вашего лекарства?
– Нет, я так не думаю.
– Однако вы недавно говорили, что вам случается забывать происходящее. Поэтому как вы можете быть уверены?
– Я не убийца.
– Полагаю, это должны решить присяжные. Что вы сделали с цепочкой?
– У меня не было никакой цепочки.
Барристер тяжело вздыхает.
– По словам соседки, она видела, как вы несли что-то в руке, а потом, убегая, спрятали это в сумку.
– Да. Это так.
Весь зал затаивает дыхание. Я чувствую, что попала в дурацкое положение. То, что я сделала, кажется мне теперь настоящей глупостью, хотя тогда я была уверена, что поступаю правильно.
– Оказавшись в доме Тани и Дэвида, я заметила кое-что, принадлежавшее мне. И я это забрала.
– Вы что-то украли?
– Нет. Я же сказала, что это принадлежало мне. Оно, видимо, затерялось среди вещей Дэвида, когда мы делили наше имущество после развода.
– Что это было?
– Деревянная резная ложка, принадлежавшая моей маме, которая умерла, когда я была ребенком. Это очень памятная и дорогая для меня вещь. Когда я пришла, Таня принялась вертеть ее в руках, и мне показалось, что она хотела меня ею ударить. Потом, уходя, я захватила ложку с собой. Мне не хотелось, чтобы она оставалась у этой женщины. Дэвид прекрасно знал, что значит для меня эта вещь. Он должен был вернуть ее мне.
– У «этой женщины»? – повторяет мои слова барристер. – Вам определенно она не нравилась.
