Даже когда Зельду признали виновной, меня не могли сразу же выпустить. Формально я была убийцей – согласно приговору суда. Соблюдение всех формальностей – дело не быстрое. Для отмены приговора нужно подать апелляцию. Впоследствии, по словам моего адвоката, можно было бы еще и подать иск с требованием компенсации. Но я не собираюсь этого делать. Возможность ошибки при вынесении приговора действительно существует. Работая в тюрьме, я знала, что среди заключенных есть и те, кто сидит за преступления, которых не совершали.
Между тем рассмотрение ходатайства о моем освобождении под залог прошло без моего присутствия. Наконец меня выпускают! Надзиратель отдает мне пластиковый пакет со всеми вещами, с которыми я поступила в тюрьму. И надо же, какая удача – «нашлась» валлийская ложка, папин подарок маме! Я вытаскиваю ее и провожу пальцем по ее ручке в форме сердца, как, наверное, делала раньше мама. Это успокаивает меня – так же, как и снимок УЗИ с моим маленьким Патриком – единственное подтверждение того, что он действительно когда-то существовал.
Я выхожу из тюремных ворот, жадно вдыхая свежий воздух, и направляюсь к стоянке такси. Такие, как я, должно быть, выгодные клиенты для местных водителей.
Навстречу мне шагает высокая фигура. Идет дождь, поэтому разглядеть лицо удается не сразу. Сердце на мгновение подпрыгивает у меня в груди. Но нет, конечно, это не он. Это мой адвокат. Я стараюсь не показывать своего разочарования.
– Спасибо, что встретили меня, – говорю я. – А я собиралась взять такси.
– Я на машине. – Пенни машет на пыльный темно-синий «Универсал», стоящий неподалеку. – Я подумала, что нам следует поговорить. Мне нужно вам кое-что рассказать. О вашем бывшем муже.
Во рту у меня пересыхает.
– С ним все в порядке?
Я ненавижу себя за этот вопрос. Какое мне до него может быть дело – особенно после того, что он говорил на суде?
Пенни поджимает губы.
– Такие люди, как Дэвид, всегда в порядке.
Мы садимся в ее машину, но она не заводит двигатель. Вместо этого Пенни начинает говорить:
– Дело в том, что у меня есть пара хороших друзей в полиции. Адвокату без этого не обойтись.
Следует недолгая пауза. Я собираюсь заговорить, но что-то меня останавливает.
– Мне удалось кое-что разузнать. Вы были правы. Дэвид действительно был замешан в незаконных делах. Торговля оружием. Очевидно, он ввязался в это еще тогда, когда служил в армии и подружился с одним американским военным в Афганистане. Ваш бывший муж и его американский товарищ хорошо развернулись, используя свои связи. Дела у них шли отлично. Я в этом не эксперт, должна признаться. Но, насколько могу судить, бизнес в сфере недвижимости – прекрасное прикрытие. Эти люди всегда прячутся за ширмой респектабельности.
Пенни замолчала на несколько секунд, чтобы дать мне осмыслить услышанное.
– Однако им нужно было прятать следы. Вы были опять же правы, когда решили, что Дэвид занимался отмыванием денег, покупая дома. Это один из наиболее распространенных способов.
Я чувствую выброс адреналина, и в то же время на меня накатывает гнев и печаль.
– И полиция все это знала?
– Только Интерпол. Они следили за ним много месяцев, но все делалось очень осторожно. Дэвид говорил на суде, что был в санатории, – это правда. Он решил отсидеться там некоторое время, после того как ему стал угрожать один из клиентов – покупателей оружия. А тут еще и дочь Зельды сообщила Дэвиду о своей беременности, что стало для него еще одной причиной уехать из страны.
Она от него забеременела? Это известие для меня словно удар в живот.
– Интерпол выманил его из санатория и предложил сделку, – продолжает мой адвокат. – Если он раскроет им все подробности своих незаконных сделок по продаже оружия, ему позволят потом беспрепятственно уехать и обеспечат защиту. Он захотел съездить домой повидать дочь. Однако местная полиция, узнав, что Интерпол все это время был в курсе местонахождения Дэвида, стала выражать недовольство. В полиции не сомневались в вашей виновности в убийстве Тани, но им все же требовались дополнительные свидетели. Поэтому в качестве «подсластителя» Интерпол велел Дэвиду дать на суде показания против вас.
– И солгать насчет того, что я имела склонность к агрессии?
Пенни пожала плечами:
– Я не знаю, что именно ему велели сказать.
– А где он сейчас?
– Вместе со своей дочерью под защитой полиции.
– Значит, он на свободе?
Я слышу вздох.
– Мне очень жаль. Я понимаю, что это несправедливо, учитывая всю его ложь на суде. Но я решила, что будет лучше, если вы узнаете это от меня. Конечно, вы можете обратиться к журналистам, но – если хотите моего совета – я бы оставила все как есть. Сейчас вы можете просто начать жизнь с чистого листа.
Глава 62
Хелен
12 октября 2018
И вот все началось снова. Эта тюрьма отличается от той, прежней. Она более современная. Более теплая. Я протягиваю свои документы и прикладываю правый указательный палец к идентификатору. Потом надзиратель отводит меня в сторону и велит поднять руки в стороны, чтобы меня обыскать.
Как мне это знакомо.
Вся эта процедура заставляет меня почувствовать себя так, будто я сама совершила какое-то преступление. Что ж, может, так и есть. Ведь я тоже была тогда с мамой в доме Тани. И если бы я не устроилась к Дэвиду работать, я бы не забеременела. А значит, мама не пошла бы тогда в тот дом и Таня осталась бы жива.
Наконец я встаю в очередь, чтобы попасть в зал для встреч. Там стоит маленькая девочка, держащая за руку свою маму. Инстинктивно мне хочется утешить ее и сказать, что однажды все будет хорошо. Но я не могу найти нужных слов. К тому же это может оказаться и неправдой. Эта маленькая девочка может повторить и мою судьбу.
Мама уже сидит за пластиковым столом – так же, как и дюжина других заключенных. Она выглядит бледной. У нее болезненный вид. Руки стали тонкие, как спички. Если бы на встречах не был запрещен физический контакт, я бы бросилась ей на шею. Хоть она и убила человека, она все равно осталась моей мамой.
– Спасибо, что не рассказала им про меня, – шепотом произношу я, чтобы никто не услышал.
Мамины глаза смотрят испуганно.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Все она прекрасно понимает. Однако ее слова звучат уж очень убедительно. Она настоящий мастер врать.
– Знаешь, мама, – медленно говорю я, – я люблю тебя всем сердцем. Но иногда я не могу понять, правду ты говоришь или нет. А ведь мы с тобой команда, ты это помнишь? Значит, мы должны всегда поддерживать друг друга. Но это невозможно без полной откровенности. Так что, может, ты все-таки хочешь что-то мне рассказать?
