В маминых глазах мелькает выражение, говорящее о том, что я задела ее за живое. Правда, в прошлый раз мне тоже это удалось – и вот что из этого вышло!
– Нет, – колеблясь, отвечает она.
– А мне кажется, ты хочешь сказать что-то другое.
Мама обхватывает голову руками. Я замираю в тяжелом предчувствии.
Потом она поднимает голову. Лицо у нее искажено от боли.
– Я думала, об этом кто-нибудь расскажет на суде Вики Гаудман, но ничего подобного не произошло. – Мама вытирает глаза.
– Расскажи мне сейчас. Пожалуйста.
– Я не могла сделать этого раньше, потому что сначала ты была слишком маленькой, а потом все не находилось подходящего момента.
Мне вдруг становится очень страшно.
Мама вздыхает.
– Когда полиция разлучила нас с тобой в парке, я была беременна.
Что?
– Отцом был один из моих приятелей.
Я вспоминаю всех тех «дядек», бывавших у нас дома и приносивших мне шоколад с фруктово-ореховой начинкой или катавших на мотоцикле.
– Который из них?
– Не важно. Но он и слышать ничего не желал о ребенке. – Мама громко засопела. – Ты и моя деточка – это единственное, что помогало мне держаться, когда я оказалась в тюрьме. Мы жили в блоке матери и ребенка, но моя малышка могла быть со мной только до полутора лет.
Мне не разрешали навещать маму некоторое время после того, как ей увеличили срок из-за ее поведения, но у меня остались смутные воспоминания о том, что до этого она ходила в каком-то мешковатом платье. Тогда я не придала этому особого значения. А сейчас понимаю, что она, очевидно, была беременна.
– Малышка? – не веря своим ушам, повторяю я. – У меня есть сестра?
Мама смотрит на меня полными слез глазами.
– Тюремное начальство заставило меня отдать ее на усыновление. Я умоляла их, в том числе Вики Гаудман, рассмотреть возможность того, чтобы мою дочку просто передали в приемную семью. Тогда я смогла бы потом общаться с ней. Но мне сказали, что, учитывая мою плохую характеристику и поведение, усыновление было «оптимальным вариантом в интересах ребенка». – Мама тихонько всхлипывает. – Они хотели отдать на усыновление и тебя, но поскольку ты уже жила в приемных семьях и была старше, они решили оставить все так. Если бы тебя усыновили, у тебя появилась бы другая мама вместо меня.
В голове у меня настоящий вихрь.
– А где теперь моя сестра?
– В том-то и дело, детка. Я не имею права этого знать. Так же, как и ты. Ей сейчас около десяти. Нам остается только надеяться, что, когда ей исполнится восемнадцать, она попытается нас найти.
– Как ты ее назвала?
– Алиса. – Слезы текут по маминому лицу. – В честь Алисы в Стране чудес. Ты помнишь – это была твоя любимая книжка?
Чувства во мне бьют через край. Сестра? Интересно, как она выглядит? Может, я когда-нибудь проходила мимо нее на улице? А что если она не захочет найти нас с мамой, когда станет взрослой? Что если мамы к тому моменту уже не будет?
И тогда я вдруг принимаю решение. Сначала, после исчезновения Дэвида, мне казалось, что эта незапланированная беременность – катастрофа для меня и нужно что-то делать. Однако потом мое тело изменилось. У еды появился металлический привкус. Грудь начала болеть. Каждое утро тошнило. Каким образом крошечное нечто могло делать со мной все это? Когда я увидела наконец это «нечто», сосущее палец на снимке УЗИ в три месяца, то поняла, что не смогу сделать аборт. Пусть будет усыновление, решила я, мой ребенок должен иметь шанс на лучшую жизнь. Однако, если честно, у меня начали появляться сомнения с того момента, когда я почувствовала первый толчок. И вот теперь – когда я узнала, что маме пришлось отказаться от моей сестры и это было очень тяжело для нее, – я наконец все решила.
– Я буду сама растить ребенка, – выпаливаю я.
Мамины глаза в мгновение проясняются.
– Как я рада! Внук будет давать мне сил жить дальше!
Я чувствую одновременно облегчение и страх. Мне предстоит родить в ближайшее время. Как я буду справляться с ребенком?
– Тебе нужно сделать ДНК-тест, сразу же, как родишь, чтобы ты могла подать на алименты, – добавляет мама, прищурив глаза.
Я решительно качаю головой:
– Я не собираюсь этого делать.
– Почему нет, черт побери?
– Не хочу ничего у него выпрашивать. А если когда-то дойдет до наследства – мне не нужны его грязные деньги. Я сама справлюсь.
Мне хотелось бы сказать – так же, как мы с тобой, но это была бы неправда. Мы не справились.
Вместо этого я мысленно клянусь себе, что у меня все будет по-другому.
«ДЕЙЛИ ТЕЛЕГРАФ», 7 НОЯБРЯ 2018
Тело, найденное на берегу Дедманс-Крик в Северном Корнуолле, было опознано: погибшей оказалась 49-летняя Джеки Вуд, бывший тюремный надзиратель.
По свидетельству очевидца, женщина стояла некоторое время на вершине скалы, прежде чем броситься вниз. Впоследствии в доме погибшей была обнаружена предсмертная записка. Полиция сообщает, что расследование по этому делу завершено.
Глава 63
Вики
15 ноября 2018
Я последовала совету своего адвоката и осталась в Пензансе. Несмотря на мои страхи, что я стану объектом любопытства, жалости или насмешек (или всего одновременно), люди здесь, напротив, как будто заботились обо мне.
– Какой-то журналист пытался тут вчера что-то вынюхивать, – сообщает мне одна из соседок. – Послала его подальше. Кстати, благодаря вашим сеансам я стала намного лучше спать. Вот ведь странно. Никогда раньше не приходило в голову пойти на ароматерапию, пока вы тут у нас не появились.
Это греет душу. Еще я записалась на йогу, но мне, конечно же, пришлось потихоньку предупредить инструктора, что у меня эпилепсия.
– Правда, у меня давно уже не было приступов, – добавляю я, скрестив пальцы, чтобы не сглазить.
– Не беспокойтесь, – заверяет она. – У моей племянницы то же самое. Я знаю, как действовать, если что. Это встречается чаще, чем может показаться.
Это точно.
В свободное время я прогуливаюсь по побережью. Свежий воздух дает мне безграничное ощущение свободы. Я читаю. Но только не новости.
Однако я не могу избавиться от навязчивого ощущения, что все же что-то не так. Это связано не только с тем, что Патрик так и не объявился. Я думала, его слежка за Зельдой означала, что я все еще была ему в какой-то степени небезразлична. Но, очевидно, я ошиблась.
А потом приходит коричневый конверт от моего адвоката. Я получаю его однажды утром, когда сижу у окна в эркере, выходящем на море. На горизонте качается белый парусник. Я открываю конверт, ожидая увидеть счет. Однако с изумлением обнаруживаю там нечто другое. Прочитав это, я принимаюсь за приложенное письмо. Это фотокопия. Почерк аккуратный. Ровный. Четкий.
