Проверять, живая, материальная эта собака или какой-нибудь зомби или призрак, я точно не собиралась. Но теперь у меня возникло смутное ощущение, что раньше, когда я мало внимания обращала на рыжую псину, она меня не трогала. Но теперь-то все изменилось… Рыскала ли она ночью под нашими окнами? Как там было написано в тетрадке, «шарится в темени под окнами». Только написано-то было вовсе не о животном…
Идти мимо собаки было страшновато. То есть если бы это была на самом деле собака, то я бы спокойно себе прошла, как раньше. Но теперь у меня были сильные сомнения на ее счет.
Нелюдимый старик казался менее опасным, он был точно живой, поэтому я решительно сошла с крыльца и так же решительно обогнула дом. Позади него оказался самый обычный участок с сараями, крошечной банькой, будочкой деревенского сортира, парой грядок и несколькими яблонями да парой чахлых кустиков смородины. У забора были свалены кучей какие-то старые железяки, деревяшки и тряпки. А на том конце участка виднелась калитка, вместо замка примотанная к забору ржавой проволокой. Оглянувшись на дом, я не заметила в окнах никакого движения. Поэтому смело подобрала в куче мусора палку покрепче и прошла через весь участок, все время ожидая строгого оклика за спиной. Подойдя к задней калитке, перебросила пакет с продуктами через забор, а сама просто-напросто перелезла через него, не заморачиваясь с проволокой на калитке.
Меня встретила сочная крапива, но ожоги от нее были ничто по сравнению с подозрительной псиной. С зарослями крапивы и прочей травы я легко расправилась, палкой прокладывая себе дорогу.
Уже выбравшись на деревенскую улицу, я еще раз огляделась и прислушалась. Никому не было дела до меня, никто не откликнулся на шум, который я подняла. Живы ли вообще эти старухи? Собаки, к счастью, тоже не было видно.
Пустые дома… Каково это, жить среди домов, обитатели которых пропали в одну ночь, канули, будто никогда их и не было? Люди, которых ты знал, может, дружил с ними. К которым по-свойски заходил одолжить закончившийся сахар. Люди, которые строили планы, веселились, раздражались из-за ненастной погоды… Какой-то из этих домов принадлежал семье несчастной Лариски. Теперь, узнав ее историю, я даже не хотела предполагать, какой именно. И зачем Лоскатухины их сохраняли? Надеялись, что однажды все пропавшие жильцы вернутся?
И возвращался ли кто-нибудь?
Держа палку наготове, я подкралась к забору той странной старушки с пустым взглядом и заглянула к ней во двор.
Тщетно пыталась я вспомнить, был ли старухин взгляд так же ужасен, как мамин. Может быть, это правда зомби? Нет, не моя мама. Только не моя мама! А вот эти вот старухи, что сидят сейчас по своим домам и делают вид, что никого кругом не существует и их тоже не существует.
Мне показалось, что за плотно зашторенным тюлем окном что-то шевельнулось. Или это был только ветер? Или правда силуэт притаившегося человека, который ждет, когда наконец-то я уйду?
У кого же из них мама слышала кур? У старухи-зомби их точно не было. В непонятном раздражении я стукнула палкой по доскам забора и пошла к следующему жилому участку. Но и там царила тишина, словно не было никого живого. Тут уж я не только стучала палкой, но и кричала: «Эй, есть тут кто?» Впрочем, с тем же успехом.
Странные старухи так и не вышли. И живности на участках тоже никакой не было. Я, правда, почему-то трусила заходить на участки, но и так было все видно и слышно. Что нечего рассматривать и слушать.
Живы ли они вообще? Или тоже ушли в лес, как мама?
Отбросив палку и снова закинув пакет с продуктами на плечо, я побрела домой, стараясь не обращать внимания на крапивные ожоги.
Только сейчас я в полной мере ощутила, как болят с непривычки мышцы ног после велосипеда, а ручки пакета впиваются в плечо через футболку. Но физическая боль, реально ощущаемая, была даже в радость, словно возвращала в материальный, привычный мир, где страшнее всего казался шрам на разбитой коленке, который не успеет загореть к концу лета, а не это вот все…
Постояв перед закрытой калиткой лоскатухинского дома, который совсем не хотелось называть нашим, я новыми глазами посмотрела на него.
Был ли этот дом крепостью или тюрьмой?
Первый раз я заметила, что, в отличие от других домов в Анцыбаловке, он не увит плющом и не имеет никаких табличек с номером дома. Словно не хочет выделяться, привлекать внимание, но именно этим и не похож на соседей.
Глубоко вдохнув, словно мне не хватало воздуха, я хозяйским движением открыла калитку, а потом плотно закрыла ее за собой. Странно было ощущать себя хозяйкой, полноправным и единственным владельцем всего, что было на участке и в доме.
Глава 20
Глава 20
Первое, что бросилось мне в глаза, была моя собственная нетронутая записка. Хотя я предполагала, что так и будет, эта находка все равно ужасно расстроила меня.
Взяв лом, я обошла дом кругом, заглядывая в окна. Было что-то странное в этих знакомых помещениях, которые словно жили своей жизнью, и им дела не было до тебя или кого-либо другого.
Чтобы заглянуть в свою комнату, мне пришлось приложить усилие: окно оказалось вовсе не так удобно расположено, как могло показаться изнутри. Раньше мне и в голову не приходило, насколько затруднен доступ к окнам в лоскатухинском доме. Под моим окном к тому же росли какие-то кусты, и трудно было пролезть, не поцарапавшись и не переломав веток. Это было очень странно, учитывая ночное животное, бодро шустрившее тут ночами.
Когда я добралась до окна маминой спальни, то опять расклеилась. Здесь тоже трудно было просто так пролезть, поэтому я подтащила от сарая какой-то чурбачок и, взобравшись на него, оперлась обеими руками о наличник и сквозь занавески постаралась разглядеть комнату.
Я смотрела, всхлипывала, пока внезапно на меня волной не накатило отвратительное ощущение, что сейчас я стану свидетелем самой обычной и от этого жуткой сцены: в комнату откроется дверь, не спеша зайдет кто-то знакомый и одновременно чужой, имеющий полное право здесь находиться, заметит тень за занавесками и в два прыжка доберется до окна, отдернет тюль и встретится со мной лицом к лицу. Что, если это будет мама? Или Евгений Лоскатухин? А вдруг это буду я сама?
Сцена произошла только в моем воображении, но я отпрыгнула от окна, словно все было на самом деле, потеряла равновесие и почти рухнула спиной назад, в последний момент успев подставить руки и, на удивление, даже не сильно ушиблась. Во всяком случае, испугалась я больше.
Отряхиваясь и осматривая ладони на наличие ссадин, я будто бы заметила краем глаза движение в конце участка, как раз там, у малинника и у колодца.
Быстро вскинув голову, с колотящимся сердцем, я, к своему облегчению, убедилась, что никого, кроме меня, нет.
