Злоключения Брусилова закончились, а мои, похоже, нет.
Почему Лоскатухин решил, что это происшествие с геологом важно? Три восклицательных знака, красный карандаш, знакомым почерком начертанное восклицание – все указывало на значимость для деда Евгения истории этого самого Брусилова.
Ведь все описанное в статье происходило в совершенно другом месте, далеко от Анцыбаловки.
Недоумевая, я задумалась, но так ничего и не придумала. К тому же мысли путались, словно плыли куда-то.
Голова гудела, тело стало каким-то ватным, меня немного подташнивало. Я решила ненадолго прилечь, чтобы голова окончательно не разболелась, но, едва коснулась щекой подушки, как мгновенно отрубилась.
Глава 24
Проснулась я, сжимая обеими руками лом. Как Брусилов – карабин. Сравнение даже показалось мне смешным.
В щель между шторами пробивались солнечные лучи. Во сне я так сильно стиснула зубы, что они теперь немного побаливали.
Осторожно свесившись с кровати, я заглянула под нее, подсвечивая телефоном, но ничего, кроме не очень чистого пола, не увидела. Только тогда я рискнула встать и пойти на кухню, попутно раздвигая шторы и выключая свет. И во весь голос горланя любимое: «Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен! Я забыл, что значит страх!» Спасибо Кипелову.
Холодильник молчал, и я, испугавшись настолько, что немедленно сама замолчала, прижалась к нему ухом, чтобы убедиться, что он по-прежнему работает.
Тишина пустого дома навалилась на меня и мигом вернула все страхи, все переживания, и петь мне расхотелось.
Подойдя к запертой двери в мамину спальню, я прошептала в щель: «Мама, я люблю тебя! Возвращайся поскорее!» И заплакала было, но резко одернула сама себя.
Надо было готовиться к походу в лес.
Я никогда раньше не ходила в походы и не ночевала в лесу. Но все когда-то приходится делать в первый раз.
Высыпав все содержимое своей сумки на кровать, я забросила обратно только маникюрные ножницы и карандаш. Порывшись в кухонных шкафчиках, я нашла старую металлическую фляжку. Внутри она пахла чем-то затхлым, но я хорошенько промыла и внутри, и снаружи, и пробку, и налила кипяченой воды. Нарезав целую буханку хлеба на бутерброды с сосисками, я завернула их в фольгу, как обычно делала мама. В сумку полетели четыре упаковки бумажных носовых платков и средство от клещей и комаров. И свернутая в моток красная лента. И спички. А вот нож я не взяла. Не представляю, смогу ли я кого-нибудь пырнуть даже в целях самозащиты. А для веток, к примеру, нужен скорее топор, чем нож, которым я и веревки-то с трудом перерезала.
Тетрадку с записями деда Евгения я запихнула рядом с бутербродами.
Шляпу, красивую, любовно выбранную мамой и больше подходящую для отдыха на побережье теплого моря, а не в заброшенных лесах, я решила не надевать. Конечно, опасность подцепить клещей была более реальна, чем все потустороннее и непонятное, что случилось со мной за последнее время, поэтому я без всякой брезгливости стащила с комода хозяйскую льняную салфетку и повязала на голову на манер платка.
А мама ушла без головного убора и не обработав себя спреем от насекомых. Мама, которая всегда придавала этому такое большое значение…
Долго стояла я напротив иконки, всматриваясь в потемневший лик и испытывая странные чувства.
Мои родители никогда не были религиозны. Никто из нас не носил крестиков, хотя все были крещеными, и дома не было ни распятий, ни икон, ни Библии. В то же время всегда устраивали рождественский стол, на Пасху святили куличи и яйца. Я не знала молитв и вообще до маминого исчезновения не задумывалась об этом.
С одной стороны, мне хотелось взять иконку с собой для защиты. С другой стороны, лучше бы ничего такого из дома не забирать. Дом был единственным местом, куда пока не могла без посторонней помощи пробраться нечистая сила, и пусть таким местом и остается. Племянник старого Лоскатухина уже постарался нарушить защиту, вольно или невольно, но, по-видимому, убрал только то, что бросалось в глаза.
В памяти то и дело всплывали все прочитанные мною истории про заблудившихся в лесу, про нечистую силу и про инопланетян (последние раньше воспринимались только как дурацкие сказки, теперь же мне было совсем не до смеха). Страшных историй вспоминалось гораздо больше. Зачем я увлекалась всякими страшилками, зачем зачитывалась мистикой в разных пабликах? Тогда мне было не страшно, разве что чуть-чуть. Но я же никогда и подумать не могла, что стану героиней одного из ужастиков.
И одновременно с этим суеверным страхом голос разума пытался втолковать мне, что пока ничего особо жуткого не произошло. Да, ушла мама. Да, местные жители ведут себя странно и вовсю поддерживают все эти суеверия и страшилки. Но мама взрослый человек, и она может…
– Она может сойти с ума! – вдруг сообщил мне противный голос в голове. – И местные – тоже взрослые. И они тоже все психи. Или на самом деле это ты съехала с катушек. Из-за жары. И теперь лежишь где-нибудь в психушке под капельницей и бредишь!
И опять меня накрыл липкий страх, из-за которого я немедленно упала духом и разревелась. Вся решимость сразу исчезла, и пришлось несколько раз умыться холодной водой, чтобы чуть-чуть прийти в себя. Даже если я лежу и брежу, бессмысленно впадать в отчаяние, потому что все равно ничего этим не изменишь. Надо идти и выяснять правду. И спасать маму и себя. Пусть даже в параллельной реальности.
Сколько раз я шутила, что вокруг нас сплошные вампиры, оборотни и маньяки. Мне казалось жутко остроумным представить зашуганных старушек Анцыбаловки скрытыми людоедами. Я с упоением читала и смотрела всякие ужастики и очень возмущалась поведением их героев. Уж я-то, говорила я себе, никогда бы так глупо не поступила!
И вот теперь мне совсем не смешно, и как себя вести, чтобы все получилось правильно, я совершенно не знаю.
Стараясь держаться подальше от опять начавшего вонять тухлым болотом колодца, я прошла мимо интернет-яблони, подняла пару упавших яблок и положила в сумку. Их спелый, сладкий аромат перебивал затхлое зловоние застоявшейся воды, и я, засунув голову в распахнутую сумку, сделала несколько глубоких вдохов. Яблоки пахли радостным летом и безмятежным дачным отдыхом, тем, чего у меня не было.
Надышавшись, я довольно бодро дошла до калитки, распахнутой мамой настежь, ступила на едва видимую среди травы дорожку и по привычке захлопнула калитку за спиной.
На этом вся моя решимость закончилась.
Передо мной простирался лес, густой, зеленый, едва шепчущий листвой под легким теплым ветерком. Он совсем не выглядел зловещим. Наоборот, в ярких солнечных лучах вся эта растительность словно манила под свои своды, обещая приятную тень и прохладу.
Мимо, деловито жужжа, пролетел шмель размером с кулак, и я немного успокоилась. Приготовила ленточку и, глубоко вдохнув пряный травяной воздух, решительно зашагала вперед.
