Ладонь, в которой я держала палку, вспотела.
Когда от монотонной ходьбы уже начала тяжелеть голова, как бывает перед сном, внезапно передо мной открылась небольшая полянка, вся усыпанная красными точками. На цвет я и среагировала. Это были не ленточки, а лесные ягоды.
Под деревьями густо-густо росла такая крупная спелая земляника, что оставалось только удивляться, что ее никто из местных не собирает.
«Может, она ядовитая?» – мелькнула мысль, когда я уже запихнула полную горсть ягод в рот.
Но земляника оказалась необыкновенно сладкой и душистой. При других обстоятельствах я непременно зависла бы здесь, забыв обо всем на свете. Ползешь на карачках с бьющей по спине сумкой, не поднимая головы, срывая красные ароматные ягоды и тут же отправляя их в рот, не замечая ничего вокруг, никого вокруг. А ягодная поляна все не кончается, ведет куда-то…
Я и сейчас зависла, забыв обо всем на свете, даже не заметив этого.
Если бы не какой-то противный лист с клоповым вкусом, попавший мне в рот вместе с очередной земляничной горстью, я так и сидела бы на одном месте, не в силах оторваться от ягод. Наваждение какое-то.
Вдруг детский голос явственно произнес: «Ой!»
От неожиданности я подскочила и стала вглядываться в кусты, откуда послышался вскрик. Там точно кто-то был, затаился и наблюдал за мной.
– Эй, кто там? – спросила я, осторожно продвигаясь вперед. Детей я не боялась.
Но стоило только подойти к кусту поближе и присесть, чтобы разглядеть хоть что-нибудь сквозь листву, как из-под него вспорхнула какая-то птица и быстро слилась с окружающим пейзажем, я даже не успела как следует разглядеть ее.
Всего лишь птица! Зато она совершенно отвлекла меня от бессмысленного поедания ягод. Первая птица, которую я услышала и тем более увидела за все время.
Я вскочила, поправила сумку и вернулась туда, откуда уползла на карачках, пожирая землянику, и где безрассудно уронила свою палку.
Глава 28
Наконец деревья поредели, будто расступились, чтобы показать мне цель моего похода. Передо мной предстало то самое загадочное лесное озеро, от посещения которого в один голос отговаривали все местные жители.
В жаркий солнечный день оно совсем не выглядело зловеще, даже наоборот. Небольшой такой, скромный водоем, живописный. Открытая вода, большей частью зеленоватая и в мелкой серо-зеленой ряске, была только в самом центре. Чтобы добраться до нее, нужно было преодолеть довольно широкое заболоченное пространство. Стоячий влажный воздух словно лип к коже. Щедро поросшие сочным мхом, травой, рогозом и камышами кочки казались очень привлекательными и неопасными. Они очень хорошо смотрелись бы на какой-нибудь картине маслом. Но тут и там встречались лужицы, сильно воняющие затхлой водой. Точно как в том проклятом колодце. Но в целом запах из смеси мокрой древесины, мха, рыбной чешуи оказался не таким противным, как я ожидала. Может, потому, что еще не выветрился у меня аромат лесной земляники, которой я так щедро угостилась.
Между тем стоило мне прислушаться, как, словно по команде, стоявшую в этом странном лесу тишину наконец-то стали прерывать редкие голоса лягушек, и вокруг меня начала виться мелкая мошка. Я тут же достала спрей от насекомых и щедро облилась им. Не думаю, что действие предыдущего опрыскивания закончилось, но лишний раз подстраховаться никогда не помешает.
Несмотря на безлюдность и заброшенность, здесь начали встречаться неожиданные следы присутствия человека. Я бы даже сказала, что кто-то собирался устроить тут свалку. Вот уж точно очень по-человечески!
Правда, учитывая, что лес вокруг был совершенно девственный, первозданный, словно люди в нем никогда не появлялись, этот мусор был более чем странен.
Вот старый, полузатонувший мужской башмак, весь заскорузлый от грязи, оплетенный цепким сочным вьюном. Лежащая на боку старая детская коляска, непонятно, настоящая или для кукол, выставила вверх два проржавленных колеса, спицы которых густо оплела паутина, густая, как марля. Практически превратившаяся в тряпку сорочка, уже неясно, мужская или женская, тоже притопленная, но зацепившаяся рукавами за кусты, будто пыталась выбраться из трясины. Кастрюля с пробитым дном, сквозь которое проросли болотные цветы. Заплесневелая самодельная тряпичная кукла, расползшаяся от времени и пережитой непогоды по швам, сквозь которые клочками торчала ветошь. Лицо куклы, когда-то нарисованное красками или чернилами, превратилось в одну расплывшуюся кляксу и выглядело, прямо скажем, жутковато. Я сразу отвела от игрушки взгляд.
Наверное, это были вещи покойников или пропавших, про которые писал в своих заметках Лоскатухин. Стоило подумать об этом, и весь затонувший в болоте мусор приобрел зловещий оттенок.
Неужели кто-то замороченный пришел сюда с детской коляской? Сидел ли в этой коляске ребенок? А вдруг сидел, но привез его сюда вовсе не околдованный, а в здравом уме человек, может быть, родственник, возможно даже, что родная мать…
Я попыталась опять думать, что это просто неряшливые местные жители загрязнили лесное озеро, но ничего не получалось. Не может быть такого, чтобы лес вокруг деревни был девственно чистый, а в такой дали устроили свалку. Тащить все это барахло по буеракам – ради чего? Чтобы просто выкинуть?
Каждый предмет, будь то рубашка или глиняный горшок, детские вещи или игрушки, таил в себе жуткую историю, о которой мне не хотелось знать, но и не думать об этом было невозможно. Особенно когда начинаешь представлять людей, которым все это старье могло принадлежать. Может, эта блузка принадлежала Ларискиной сестре, а этой посудой раньше владели жалостливые Онучковы… Галкина бабушка несколько раз повторила, что имущество пропавших никто себе не взял. Но куда-то оно же должно было деваться. Ведь не стали бы сносить дома вместе с вещами!
Что толку размышлять? Я все равно не знала ни Лариску, ни ее родителей, ни остальных. Никак мне не опознать их вещи.
С замиранием сердца, одновременно и желая увидеть, и надеясь никогда никого здесь не встретить, я искала глазами хоть что-то знакомое, за что можно зацепиться взглядом.
Но пока нигде не было ни намека на мамино присутствие. Никакого следа, кроме того куста с ленточками.
Именно здесь и так едва заметная тропинка окончательно терялась в густой, спутанной траве. По инерции я шла строго вперед, тыкая перед собой палкой, как тростью, пока не наткнулась на небольшой полузасохший куст. Выглядел он удивительно в этом буйстве сочной зелени. Аккуратно обойдя его и по привычке завязав на одной из веток бантик, я остановилась в растерянности. Казалось, дальше никто никогда не ходил, хотя видневшиеся то тут, то там брошенные вещи говорили об обратном. Может, правда, их кидали прямо отсюда. Но это вряд ли.
В задумчивости я уставилась на белеющий среди поломанных сучьев и запутанной травы продолговатый мяч, пока его странная форма не заставила меня присмотреться получше. По спине пробежал холодок, когда я поняла, что это маленький, выбеленный дождями и солнцем череп какого-то зверя, скорее всего, кошачий. Вот куда пропадали мелкие домашние животные… Что-то сомневаюсь, хотя и надеюсь, что животных-то отсюда не кидали…
