За все эти десятилетия Мьюр никогда не переставал грезить о Южной Америке. В первые годы жизни в Калифорнии он не сомневался, что попадет туда, но все время возникали разные препятствия
{2177}. «Забуду ли я Амазонку, величайшую реку Земли? Никогда, никогда, никогда. Она горит во мне уже полвека и будет гореть всегда», – написал он старому другу
{2178}. В промежутках между восхождениями в горы, фермерством и политическими кампаниями Мьюр находил время для нескольких вояжей на Аляску и потом предпринял кругосветное путешествие для изучения деревьев. Он побывал в Европе, России, Индии, Японии, Австралии и Новой Зеландии, но до Южной Америки не добрался. Но мысленно он никогда не расставался с Гумбольдтом. Остановившись в своем путешествии по миру в Берлине, он прогулялся по Гумбольдт-парку, разбитому после празднования столетия великого ученого, и дошел до памятника Гумбольдту, стоящему перед университетом
{2179}. Друзья знали, насколько сильно Мьюр отождествляет себя с прусским ученым, и потому прозвали его экспедиции «твои гумбольдтовские поездки»
{2180}. Один даже поместил публикации Мьюра в разделе исследований своей библиотеки «под Гумбольдтом»
{2181}.
Мьюр упорно следовал идее идти по стопам своего героя. Пожалуй, с возрастом его желание увидеть Южную Америку только усиливалось. Все меньшее удерживало его дома. В 1905 г. умерла его жена Луи, а потом обе дочери вышли замуж. К семидесяти годам – возрасту, когда другие мужчины думают о том, чтобы уйти на покой, – он все еще не отказывался от своих надежд. Теперь он серьезно взялся за исследование Гумбольдта. Возможно, работа весной 1910 г. над книгой «Мое первое лето в Сьерре» возобновила его желание осуществить мечту своей молодости – в конце концов, именно его желание «стать Гумбольдтом» погнало его сорок с лишним лет назад из Индианаполиса в Калифорнию
{2182}. Мьюр купил новое издание гумбольдтовского «Личного повествования…» и перечитал его от корки до корки, делая пометки и замечания на страницах. Ничто не могло удержать его. Как ни возражали дочери и друзья, он обязан был ехать, «пока не слишком поздно»
{2183}. Они знали, что он может быть упрям. По словам одной из его старых знакомых, он так часто говорил об экспедиции, что она была уверена, что Мьюр не будет счастлив, пока не увидит Южную Америку.
В апреле 1911 г. Мьюр покинул Калифорнию и приехал по Южно-Тихоокеанской железной дороге на Восточное побережье, где несколько недель усердно трудился над рукописями сразу нескольких книг
{2184}. 12 августа Мьюр сел на пароход в Нью-Йорке. Наконец-то он отплыл в сторону «великой теплой реки, которую так хотел увидеть»
{2185}. За час до отплытия он написал последнюю записку своей сильно встревоженной дочери Хелен. «Не беспокойся за меня, – уверял он ее, – со мной все в порядке»
{2186}. Через две недели Мьюр достиг бразильского Белема, ворот Амазонки. Через 44 года после ухода из Индианаполиса в свое путешествие на юг и больше чем через столетие после выхода в море Гумбольдта Мьюр ступил на южноамериканскую землю. Ему было 73 года.
Все начиналось с Гумбольдта и с пешего похода. «Я всего лишь вышел прогуляться, а потом решил погулять до заката, – написал Мьюр после возвращения. – Я выяснил, что выйти наружу на самом деле значит вернуться к себе»
{2187}.
Эпилог
Александр фон Гумбольдт почти забыт в англоговорящем мире. Он был одним из последних энциклопедистов и умер во времена, когда научные дисциплины разбивались на строго отграниченные одна от другой и более специализированные отрасли. Соответственно его более целостный подход – научный метод, включающий живопись, историю, поэзию и политику, наравне с точными данными, – не пользовался популярностью. К началу ХХ в. почти не осталось места для человека со знаниями, охватывающими разнообразные области. Замкнувшись в своих узких тематиках, ученые утратили междисциплинарные методы Гумбольдта и его концепцию природы как глобальной силы.
Одним из величайших достижений Гумбольдта стало то, что благодаря ему наука стала доступна и популярна. У него учились все: фермеры и ремесленники, школьники и учителя, художники и музыканты, ученые и политики. Не было ни одного учебника или атласа в руках у детей Нового Света, на которых не сказались бы идеи Гумбольдта, заметил один из докладчиков на праздновании столетия Гумбольдта в Бостоне в 1869 г.
{2188}. В отличие от Христофора Колумба или Исаака Ньютона Гумбольдт не открыл континент или новый физический закон. Гумбольдт был известен не по одному событию или открытию, а по своему мировоззрению. Его представление о природе проникло в наше сознание как бы через осмос. Его идеи стали настолько очевидными, что стоявший за ними человек исчез.
Другая причина исчезновения Гумбольдта из нашей коллективной памяти – по крайней мере, в Британии и США – всплеск антинемецких настроений из-за Первой мировой войны. В Британии королевская семья почувствовала необходимость поменять свою звучащую по-немецки фамилию Сакс-Кобург Готские на Виндзоров, так что неудивительно, что немецкий ученый перестал быть популярным. Также и в Соединенных Штатах, ввязавшихся в конфликт 1917 г. по решению конгресса, американцев с немецкими корнями стали вдруг подвергать расправам и преследованиям. В Кливленде, где за пятьдесят лет до этого тысячи людей шли по улицам, празднуя столетие Гумбольдта, немецкие книги публично сжигали в огромном костре
{2189}. В Цинциннати с полок Публичной библиотеки убрали все немецкие книги, а «улицу Гумбольдта» переименовали в «улицу Тафта»
{2190}. Обе мировых войны двадцатого столетия отбрасывают длинные тени, и в Британии и Америке стало уже неуместно восхвалять замечательный немецкий ум.
