Ко времени издания «Записок…» в Германии в начале 1807 г. планы Гумбольдта возвратиться в Париж рухнули
{775}. Снова помешали политика и война. Больше десяти лет, с апреля 1795 г., когда был подписан Базельский мирный договор, Пруссия оставалась непричастной к Наполеоновским войнам, так как король Фридрих Вильгельм III соблюдал подчеркнутый нейтралитет в войнах, рвавших Европу на части. Многие видели в этом слабость, и король подвергался осуждению в странах, воевавших с Францией. После битвы при Аустерлице в декабре 1805 г., приведшей к крушению Священной Римской империи, Наполеон создал летом 1806 г. так называемый Рейнский союз. Это было объединение шестнадцати германских государств, с «протектором» Наполеоном, которое играло роль буфера между Францией и Центральной Европой, исключая Пруссию, не вошедшую в Союз и все сильнее тревожившуюся из-за посягательств Франции на ее территорию. И вот в октябре 1806 г., после стычек на границе и французских провокаций, Пруссия вступила в войну с Францией, не имея союзников, поддержавших бы ее. Это был роковой шаг.
14 октября наполеоновские войска наголову разбили прусскую армию в двух сражениях, у Йены и у Ауэрштедта. За один день Пруссия уменьшилась в размере вдвое. Разгромив Пруссию, Наполеон спустя две недели достиг Берлина. В июле 1807 г. был подписан Тильзитский договор о мире, по которому к Франции отходили прусские земли западнее Эльбы и некоторые восточные земли. Частично они были поглощены Францией, на другой их части Наполеон создал несколько новых государств, независимых только номинально, таких, как неразрывно связанное с Францией Вестфальское королевство, где Наполеон усадил на трон своего родного брата.
Пруссия больше не была крупной европейской державой. Огромные репарации, наложенные на нее французами по Тильзитскому договору, остановили прусскую экономику. Вместе с изрядными кусками территории Пруссия лишилась большинства своих центров образования и науки, включая крупнейший, самый известный университет в городе Галле, который теперь стал частью нового Вестфальского королевства. В Пруссии осталось только два университета: Кёнингсбергский, потерявший после смерти в 1804 г. Иммануила Канта единственного своего прославленного профессора, и провинциальное учебное заведение Виадрина во Франкфурте-на-Одере, в Бранденбурге, где когда-то проучился один семестр 18-летний Гумбольдт
{776}.
Гумбольдт писал другу, что чувствует себя «похороненным среди руин несчастной родины
{777}. «Почему я не остался в джунглях Ориноко или в высокогорьях Анд?»
{778}. В тоске он сел писать. В своем маленьком садовом домике в Берлине, среди гор заметок, своих южноамериканских дневников и книг, Гумбольдт трудился сразу над несколькими рукописями. Больше всего ему помогли пережить те трудные времена «Картины природы» (Views of Nature).
Этой публикации суждено было стать одной из наиболее читаемых книг Гумбольдта, бестселлером, со временем переведенным на одиннадцать языков
{779}. Это произведение положило начало совершенно новому жанру: сочетанию живой прозы и изощренных описаний ландшафтов с научными наблюдениями; по этому образцу чаще всего пишут о природе и по сей день
{780}.
В «Картинах природы» Гумбольдт умело сочетает спокойное безмолвие андских вершин и буйство джунглей, волшебство метеоритного дождя и устрашающее зрелище ловли электрических угрей. Он писал о «зияющей утробе земли» и о «носящих драгоценности» речных берегах
{781}. Здесь пустыня становилась «морем песков», листья раскрывались, чтобы «поприветствовать восходящее солнце», и обезьяны наполняли джунгли «тоскливым воем». В тумане порогов Ориноко радуги танцуют, играя в прятки, которые он называл «оптическим колдовством». Гумбольдт создает поэтические виньетки, описывая причудливых насекомых, «льющих свой красный фосфоресцирующий свет на заросшую травой землю, вспыхивающую живым огнем, как если бы звездный полог небес спустился на землю»
{782}.
Это была научная книга, не отягощенная лиризмом. Для Гумбольдта стиль не был важнее содержания, но, опасаясь за «мелодию» своих фраз, он настаивал, чтобы издатель не менял ни одного слога
{783}. Подробнейшие научные разъяснения – составлявшие большую часть книги – могли быть пропущены массовым читателем, так как Гумбольдт прятал их в примечаниях в конце каждой главы
[17]
{784}.
В «Картинах природы» Гумбольдт показывает, как природа может оказывать влияние на человеческое воображение. Природа, пишет он, находится в загадочной связи с нашими «внутренними ощущениями»
{785}. Например, ясное голубое небо рождает совсем иные чувства, нежели тяжелая завеса темных туч. Тропический пейзаж, сильно усеянный бананами и пальмами, действует на человека совсем не так, как редколесье с белоствольными гибкими березками. То, что сегодня мы склонны считать очевидностью, – взаимосвязь между внешним миром и нашим настроением – для читателей Гумбольдта было откровением. Такие мысли высказывали поэты, но ученые – еще никогда.
«Картины природы» снова описывали природу как паутину жизни, с животными и растениями, зависящими друг от друга, мир, насчитывающий немало жизненных форм
{786}. Гумбольдт особое внимание уделяет «внутренним связям сил природы»
{787}. Он сравнивает африканские пустыни с венесуэльскими льяносами и с пустошами Северной Европы: как ни далеко разнесены эти ландшафты, теперь они сливаются в «единую картину природы»
{788}. Учебные наработки, которые он начал со своих зарисовок после восхождения на Чимборасо, продолжившиеся в Naturgemälde, теперь становятся шире. Эта концепция стала для Гумбольдта подходом, позволявшим объяснить его новое видение. Его Naturgemälde был уже не только рисунком: из него мог вырасти прозаический текст, как в «Картинах природы», научная лекция или философское обобщение.
