В середине октября экспедиция достигла Астрахани, где поднялась на борт корабля, чтобы обследовать Каспийское море и Волгу
{1270}. Каспийское море славилось колеблющимся уровнем воды – факт, завораживавший Гумбольдта не меньше, чем за три десятилетия до этого венесуэльское озеро Валенсия. Он был убежден – и говорил об этом потом ученым в Санкт-Петербурге
{1271}, – что вокруг озера необходимо создать измерительные станции, которые методично фиксировали бы подъемы и снижения уровня воды, как и движения земной поверхности, вызываемые, по его догадке, вулканами и другими подземными силами. Позднее он предположил, что Прикаспийская низменность – область вдоль северного берега Каспийского моря, лежащая на 90 и более футов ниже уровня моря, – опустилась одновременно с появлением высоких плато в Центральной Азии и в Гималаях
{1272}.
Ныне известно множество причин меняющегося уровня воды. Один из факторов – количество воды, поступающей из Волги, связанное с осадками в огромном бассейне реки, а они зависят от атмосферных условий в Северной Атлантике. По мнению многих современных ученых, эти колебания отражают климатические изменения в Северном полушарии, вследствие чего Каспийское море служит важным полем изучения изменений климата. Есть и другая теория, что уровни воды определяются тектоническими силами. Это как раз те глобальные взаимосвязи, которые так занимали Гумбольдта. Он писал Вильгельму, что поездка на Каспийское море – один из «ключевых моментов» всей его жизни
{1273}.
Уже завершался октябрь, и вот-вот должна была нагрянуть на них русская зима. Гумбольдта дожидались с докладом об экспедиции сначала в Москве, потом в Санкт-Петербурге. Он был счастлив. Он увидел шахты, горы в снежных шапках, самую обширную в мире сухую степь и Каспийское море; пил чай с китайскими начальниками на монгольской границе и скисшее кобылье молоко с киргизами. Между Астраханью и Царицыном (нынешний Волгоград) образованный калмыцкий хан устроил в честь Гумбольдта концерт, на котором калмыцкий хор исполнил увертюры Моцарта. Гумбольдт наблюдал за бегом антилоп-сайгаков в казахской степи, видел на волжском острове греющихся на солнце змей, а в Астрахани – нагого индийского факира. Он верно угадал, что в Сибири есть алмазы, вопреки инструкциям беседовал с политическими ссыльными, даже познакомился с выселенным в Оренбург поляком, гордо продемонстрировавшим ему свой экземпляр «Политического очерка о королевстве Новая Испания». За истекшие месяцы Гумбольдт побывал в районе, где свирепствовала эпидемия сибирской язвы, и исхудал, потому что счел сибирскую пищу несъедобной. Он погружал свой термометр в глубокие колодцы, провез свои приборы через немалую часть Российской империи и произвел тысячи измерений. Его отряд вернулся с грузом камней, засушенных растений, рыб в колбах и чучел животных, со старинными рукописями и книгами для Вильгельма
{1274}.
Как и прежде, Гумбольдта интересовали не только ботаника, зоология и геология, но и сельское и лесное хозяйство. Обратив внимание на быстрое исчезновение лесов вокруг шахтерских центров, он писал Канкрину о «нехватке леса»
{1275} и советовал не применять паровые машины для откачки воды из затопленных забоев потому, что на это уходит слишком много дров. В Барабинской степи, где свирепствовала эпидемия сибирской язвы, Гумбольдт наблюдал последствия интенсивного выпаса скота. Этот район был (и остается) важным сельскохозяйственным центром Сибири, где крестьяне осушали болота и озера, расширяя площади полей и пастбищ. Результатом всего этого было иссушение болотистых равнин, которое, как предупреждал Гумбольдт, будет продолжаться
{1276}.
Гумбольдт искал «связи между всеми явлениями и всеми силами в природе»
{1277}. Россия послужила последним источником для его понимания природы: он рассортировал, подтвердил и увязал все данные, которые накопил за последние десятилетия. Главной его темой было сравнение, а не открытие. В опубликованных двух томах результатах экспедиции в Россию
[30] Гумбольдт написал о вырубке лесов
{1278} и долгосрочном воздействии на окружающую среду изменений, происходящих в результате человеческой деятельности. Перечисляя три основных способа влияния человека на климат, он выделял вырубку лесов, бездумную ирригацию и – возможно, наиболее решающий – «огромные массы пара и газа», производимые в промышленных центрах
{1279}. Раньше никто не рассматривал отношения между человеком и природой так, как это делал Гумбольдт. (Взгляды Гумбольдта были настолько новы и так сильно отличались от доминировавших в те времена представлений, что его умозаключения ставил под вопрос даже переводчик. В немецком издании он добавил от себя сноску о «сомнительности» гумбольдтовской трактовки обезлесения
{1280}.)
13 ноября 1829 г. Гумбольдт вернулся наконец в Санкт-Петербург. Его выносливость была поразительной. Покинув Санкт-Петербург 20 мая, его отряд менее чем за полгода преодолел 10 000 миль, проехал через 658 почтовых станций и сменил 12 244 лошади
{1281}. Гумбольдт чувствовал себя прекрасно, как никогда, окреп от такого долгого пребывания на воздухе и от приключений
{1282}. Теперь всем хотелось послушать про его экспедицию. Он уже прошел через нечто похожее несколько дней назад, в Москве
{1283}: встречать его собралась чуть ли не половина города, празднично разодевшаяся по такому случаю, в ярких лентах. В обоих городах в его честь устраивались приемы, произносились речи, в которых его провозглашали «Прометеем наших дней»
{1284}. Казалось, никто не обратил внимания на его отклонение от предписанного маршрута.
