На руках Бейна было немало крови: он прикончил сотни солдат Республики, если не тысячи. Но то было на войне. А мичмана на Апатросе он зарезал, защищаясь. Убивать приходилось для того, чтобы не быть убитым самому, и он ни разу не пожалел о содеянном. До вчерашнего случая.
Как Бейн ни старался, он не мог придумать оправдания тому, что произошло в дуэльном круге. Фохарг дразнил его, провоцируя гнев и губительную ярость. Но молодой ситх не мог даже сказать, что потерял голову в пылу схватки. Не мог, если хотел быть честным перед собой. Призывая темную сторону, он испытывал бурю эмоций, но сама атака была холодной и осознанной. Можно даже сказать, выверенной.
Лежа в кровати, Бейн не мог не задуматься о том, что связь между страстью и темной стороной сложнее, чем утверждал Кордис. Молодой ученик закрыл глаза и стал размышлять. Он сделал несколько медленных глубоких вдохов, чтобы успокоиться и отстраненно проанализировать свои ошибки.
Его унизили и осмеяли, и он пришел в ярость. Ярость придала ему сил, чтобы призвать темную сторону и обрушить ее на врага. Бейн вспомнил восторг и торжество, охватившие его, когда Фохарг взмыл в воздух. Но не только это. Даже после столь явной победы ненависть его продолжала расти, словно пламя костра, который можно было затушить только кровью.
Страсть питает темную сторону, но что, если темная сторона в ответ усиливает страсть? Эмоции дают мощь, но мощь делает эмоции интенсивнее… что, в свою очередь, ведет к росту мощи. При подходящих обстоятельствах это породит порочный круг, который разомкнется только после того, как адепт достигнет предела своих способностей… или когда объект его ненависти будет уничтожен.
Хотя в комнате было жарко, по спине Деса пробежал холодок. Разве можно держать под контролем энергию, которая подпитывает сама себя? Чем больше он, ученик, узнает об использовании Силы, тем больше эмоции будут управлять им самим. Чем сильнее становился адепт, тем меньше он руководствовался здравым рассудком. Это было неизбежно.
Нет, подумал Бейн. Он упустил какую-то деталь. Не иначе. Будь это правдой, мастера показывали бы ученикам приемы, позволяющие избежать такой ситуации. Их учили бы дистанцироваться от собственных эмоций, а не только черпать из них энергию темной стороны. Но ничего похожего в программе не было, а значит, выводы неверны. По-другому быть не могло!
Немного успокоившись, он позволил мыслям унести себя в страну снов.
* * *
— Меня тошнит от тебя. — Отец сплюнул. — И как в тебя столько влазит? Ты хуже гребаной свиньи зукки!
Дес старался не обращать внимания. Сгорбившись над тарелкой, он глядел только на еду, которую медленно набирал вилкой и отправлял в рот.
— Ты что, не слышал, парень? — рявкнул отец. — Думаешь, жратва ничего не стоит? Мне придется за нее платить, вот что! На этой неделе я вкалывал каждый день и все равно должен больше, чем в начале клятого месяца!
Херст был пьян, как и всегда. Глаза у него остекленели. От отца несло потом и рудничной пылью. Он даже не удосужился помыться — как пришел, сразу схватил бутылку, которую прятал под одеялом.
— Я что, должен две смены пахать, чтобы кормить тебя? А, пацан? — заорал он.
Не отрывая глаз от тарелки, Дес пробурчал:
— Я работаю не меньше тебя.
— Что? — угрожающим шепотом переспросил Херст. — Что ты сказал?
Вместо того чтобы прикусить язык, Дес поднял голову и вперил взгляд в красные осоловелые глаза отца:
— Я сказал, что работаю не меньше тебя. А мне всего восемнадцать.
Херст оттолкнул стул и поднялся:
— Восемнадцать, а держать рот на замке не научился. — Он покачал головой, изобразив преувеличенное разочарование. — Погибель моя — вот кто ты такой. Бейн.
Отложив вилку, Дес тоже отодвинул стул и выпрямился во весь рост.
Он был уже выше отца, а от работы в туннелях мышцы его наливались силой.
— Что, поколотишь меня? — зарычал он. — Проучишь как следует?
Херст разинул рот:
— Какая тебя муха укусила, парень?
— Меня это уже достало, — прошипел Дес. — Ты сваливаешь на меня свои проблемы, но сам же и пропиваешь все наши кредиты. Просохнуть не пробовал? Может, тогда мы свалим с этой вонючей планеты!
— Ах ты, языкатый ушлепок! — заорал Херст и с такой силой оттолкнул от себя стол, что тот врезался в стену. Он подскочил к Десу и схватил его за руки — вокруг запястий как будто сомкнулись дюрастальные наручники. Юноша попытался вырваться, но отец был тяжелее на двадцать с лишним кило, из которых почти половина приходилась на мускулы.
Зная, что сопротивляться бесполезно, Дес быстро прекратил борьбу. Но скулить и плакать он не собирался.
— Если надумал задать мне трепку, старик, — произнес он, — то имей в виду: это последний раз. Так что уж постарайся.
Херст постарался. Он избивал сына с безумной яростью опустившегося, потерявшего всякую надежду человека. Сломал ему нос, поставил синяки под обоими глазами. Выбил два зуба, разбил губу и помял ребра. Но за все время Дес не произнес ни слова, не уронил ни слезинки.
Той ночью, распухший и избитый, Дес лежал в кровати и не мог заснуть. В голове у него крутилась одна-единственная мысль, заглушавшая пьяный храп Херста, отрубившегося в углу.
«Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох».
Никогда он еще не ненавидел отца так, как в тот миг. Юноша представлял себе, как гигантская рука стискивает жестокое сердце Херста.
«Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох».
Дес повторял эти слова, как мантру. Как будто одной силой воли мог заставить их осуществиться.
«Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох».
Наконец-то хлынули слезы, которые он сдерживал во время жестокой взбучки. По лиловому распухшему лицу покатились горячие капли.
«Чтоб ты сдох. Чтоб ты сдох. Чтоб ты…»
* * *
Бейн проснулся в холодном поту. Сердце его бешено колотилось, от страха он запутался ногами в простынях. На секунду молодому ученику показалось, что он снова на Апатросе, в тесной клетушке наедине с Херстом и его перегаром. Потом он вспомнил, где находится, и кошмар растаял, сменившись осознанием ужасной правды.
Той ночью Херст действительно умер. Полиция установила, что смерть была естественной. От сердечного приступа, вызванного чрезмерным употреблением алкоголя, многолетней работой в шахтах и перенапряжением: как-никак он чуть не забил сына до смерти голыми руками. Об истинной причине никто не догадывался. Сам Бейн тоже. До сего момента.
Дрожа, он перекатился на другой бок. Он был измотан, но знал, что заснуть уже не удастся.
