Для костоломов-следователей они были легкой добычей. Сам факт длительного пребывания за границей, личное знакомство со многими тамошними политиками, военными, банкирами, промышленниками был достаточен, чтобы обвинить их в измене и шпионаже в пользу разведки той страны, в которой они работали не один год.
Живя в относительно демократических странах — Англии, Франции, США, Швеции, Швейцарии, — разведчики не могли не видеть, что уровень благосостояния народа, в том числе рабочих и крестьян, гораздо выше, нежели в СССР. Уже одно это делало их для высшего руководства страны потенциально опасными. В той же степени это относилось к военной разведке, дипломатам Наркоминдела, сотрудникам Наркомвнешторга, иным советским специалистам, длительное время работавшим за границей.
Страх перед возможными репрессиями доходил до того, что наши инженеры, направляемые в служебную командировку на два-три месяца в те же Соединенные Штаты, от этих лестных и заманчивых предложений под любым предлогом открещивались. Каждый знал примеры, когда вернувшегося из загранкомандировки сослуживца, одетого в невиданную даже в Москве красивую одежду, с хорошими часами (предмет особого дефицита), обладателя мощного радиоприемника, способного принимать не только радиостанцию имени Коминтерна на Шаболовке, но и весь мир, вплоть до далекой Австралии, через месяц-другой арестовывали. На ближайшем партийном или профсоюзном собрании до сведения работников доводили, что такой-то имярек, находясь за границей, чуть ли не на второй день по приезде был завербован вражеской разведкой…
Сегодня уже трудно установить, по чьим донесениям в Центре пришли к нелепому, но опасному заключению, что»3вук& — Яков Голос — является скрытым… троцкистом. Надо напомнить современному читателю, что в те годы принадлежность партийца к троцкистской оппозиции или даже просто проявление симпатии к ней автоматически причисляло изобличенного к оврагам народа», изменникам Родины, немецко-фашистским или иным шпионам.
Яков Голос, разумеется, никаким троцкистом не был. Он был ортодоксальным коммунистом, дисциплинированным партийцем, строго придерживавшимся всех директив Исполкома Коминтерна и ЦК ВКП(б). Но принимал их не тупо и бездумно, а вполне сознательно, осмысленно. Некоторые решения вполне мог посчитать недостаточно обоснованными или даже ошибочными. Однако это никак не мешало ему в целом придерживаться того, что в те годы называлось «генеральной линией партии». И в любой ситуации считал своим долгом оказывать всестороннюю поддержку Советскому Союзу как первому в его представлении государству рабочих и крестьян, сбросивших иго капиталистической эксплуатации, строящих подлинное царство свободы, равенства и братства. И еще — с середины примерно 30-х годов Голос, как и большинство коммунистов и просто демократов, видел в Советском Союзе единственную силу, способную реально противостоять фашистской угрозе.
Обвинение в троцкизме, родившееся на Лубянке, однако, к сожалению, не было высосано из пальца. Оно стало вполне закономерным результатом охватившей даже такое серьезное учреждение, как НКВД, политической паранойи, массового умопомешательства на почве гипертрофированной «бдительности» и поисков «врагов народа».
…В 1938 году в Москве вдруг исчезла из обращения разменная монета достоинством в одну копейку. Тут же возник мгновенно распространившийся по столице слух, что враги народа в центре этой крохотной монетки в изображение на реверсе герба СССР хитроумно вплели… свастику! Правда, разглядеть ее можно было только в лупу. Посему, мол, после разоблачения врагов-вредителей на Монетном дворе бдительные и доблестные органы НКВД стали вражескую и зловредную монету из обращения изымать.
Этому слепо верили. И никому не приходила в голову незатейливая мыслишка: на кой черт врагам нужно было прибегать к фашистской пропаганде столь нелепым образом? И какой вред нашей великой Родине и делу строительства коммунизма в одной, отдельно взятой стране могли нанести копейки эти в действительности, если бы и впрямь в колосья на гербе была столь хитроумна вплетена свастика?
Остается утешаться сознанием того, что подобным идиотизмом много лет спустя оказалась охвачена и… Америка! После трагической гибели в 1963 году президента Джона Фицджеральда Кеннеди в США была выпущена в обращение красивая серебряная монета достоинством в 50 центов. Так вот, в благословенной демократической Америке тоже нашелся бдительный патриот-антикоммунист, который на аверсе монеты под чеканным профилем Кеннеди обнаружил изображение скрещенных серпа и молота, являющихся, как известно, коммунистическим символом! Действительно, под лупой можно разглядеть крохотные инициалы… автора портрета президента, при наличии фантазии способные показаться серпом и молотом…
…В 1937 году в США в короткую командировку прибыл вроде бы опытный разведчик, капитан госбезопасности Самуил Ливент-Левит (оперативный псевдоним «Загар»), который с ходу пришел к выводу, что «Звук» — замаскировавшийся меньшевик и троцкист, вступивший в Компартию, дабы разлагать ее изнутри, и т. д. Естественно, «Звука» следует немедленно отозвать в Москву и арестовать.
Резидент Петр Гутцайт немедленно написал в Центр, что все обвинения в адрес Голоса — сущий вздор, что он известен советской разведке на протяжении семи лет и никто и никогда, кроме «Загара», не сомневался в его преданности.
Вскоре, как уже известно читателю, Гутцайт сам был отозван в Москву и арестован. Но даже в камере внутренней тюрьмы он не отказался от данной им оценки личности «Звука».
На одном из допросов Гутцайт заявил следователю: «…Когда ре-зидентура нуждалась в проверенных и преданных людях, мы обращались к “Звуку”, и он подбирал нужных людей. Никаких провалов за все годы нашей связи с ним не было. Каких-либо подозрений или сомнений он никогда не вызывал. Характерным для “Звука” является то, что он послал свою жену с 12-летним ребенком в СССР, где сын мог бы получить настоящее коммунистическое воспитание. Жалованья от нас “Звук” не получал».
К слову, в случае вызова в Москву Яков Голос, даже если бы и подозревал неладное, несомненно, подчинился. Поскольку при отказе могли пострадать его жена и сын, оказавшиеся бы, по сути дела, заложниками кровавого карлика Ежова или его преемника Берии.
Надо отдать должное и Гайку Овакимяну. Человек со сложным характером, отчасти высокомерный, за что его откровенно недолюбливали многие сослуживцы, не говоря уже о завистниках, он полностью доверял Якову Голосу и продолжал нагружать его работой, невзирая на подозрения Центра.
В конце концов от «Звука» отвязались. Предчувствие надвигающейся войны отрезвило многие горячие головы.
Что же касается Самуила Ливента-Левита, то шумно проявленная им бдительность на пользу ему не пошла. Вскоре он сам был арестован и расстрелян как «враг народа» и шпион. Ни тем ни другим, он, конечно же, не был… Потому и реабилитирован посмертно в 1938 году.
Глава 8
К середине невыносимо жаркого и душного лета 1938 года Голос впервые в жизни почувствовал, что устал. Не той физической усталостью, что приходит с тяжелой физической работой или просто кратковременной нагрузкой в ходе игры в футбол или восхождения на горные вершины. Такая успешно и без последствий снимается крепким сном, умелым массажем или даже обычным горячим душем. Нет, то была тягучая, трудно формулируемая усталость, проявляющаяся как раз не столько в физических ощущениях, сколько в своего рода депрессии, когда ничем не хочется заниматься, когда даже самые обычные житейские дела для своего исполнения требуют несусветных волевых усилий. И все же это не подлинная депрессия как состояние уже патологическое, когда для излечения требуется помощь профессионального медика. Это именно усталость, но особого рода.
