Возникшая интимная связь никак не повлияла на отношение Голоса к своей любовнице именно как к помощнице в разведке. «Умница» в основном была его агентом-маршрутником. Ее главной обязанностью стали поездки в Вашингтон. В столице она шла по указанному адресу, встречалась с указанными ей людьми, забирала от них информацию (это могли быть копии каких-то документов или непроявленные фотопленки) и доставляла их в Нью-Йорк Голосу. В ряде случаев ей приходилось запоминать информацию устную. Это не составляло большого труда, поскольку она, как все люди, владеющие несколькими иностранными языками, обладала прекрасной, натренированной памятью. Однажды ей пришлось запомнить и передать, не сделав ни одной ошибки, тактико-технические данные истребителя, при этом не поняв ни одного термина…
После 1945 года американские газеты окрестили Элизабет Бентли «королевой шпионажа». На самом деле она таковой никогда не была, да и быть не могла. (Как и легендарная Мата Хари.) Сама Бентли не завербовала ни одного агента, не обзавелась ни одним источником информации самостоятельно, не проникла ни в одно государственное учреждение или военно-промышленное предприятие. Поэтому, собственно, она никогда не была изобличена ни ФБР, ни обычной полицией.
Подлинным «master spy», то есть в переводе с английского «мастером шпионажа», был «Звук» — Яков Голос. Бентли — всего лишь его помощницей на протяжении пяти лет, лишенной права предпринимать какие-либо самостоятельные действия. К сожалению, и в этом качестве она слишком много и о многом в конечном счете узнала. Это, разумеется, непозволительно и крайне нежелательно для простого связного, то есть передаточного звена между групповодом, каким был «Звук», и его многочисленными агентами.
То была беда, присущая многим разведывательным группам, возникшим на базе активистов коммунистических партий, и не только в США, но особенно в США. Партийная дисциплина в них подчас была понятием размытым, некоей абстракцией, потому во многих случаях она не выдерживала серьезного испытания на прочность, особенно когда вступала в столкновение с личными интересами или жестокой реальностью жизни. К тому же многие участники такой цепи были даже не коммунистами, а лишь либерально настроенными демократами-интеллигентами, испытывающими личные симпатии либо к Советскому Союзу, в котором видели прообраз грядущего Царства всеобщего братства и справедливости, либо к идеям социализма, о котором также имели представления большей частью абстрактные и романтические. И, разумеется, все эти люди были убежденными антифашистами. И это уже без всяких натяжек.
Вышесказанное, разумеется, ни в малейшей степени не относится к самому Голосу. Потому как он был прежде всего российским революционером в лучшем смысле этого слова с огромным стажем борьбы, в том числе и с нелегальных позиций.
Примечательно и объяснимо, что многие идейные агенты советской военной и внешней разведки, в том числе и коммунисты, прервали с ними связь после заключения Пакта о ненападении между СССР и Германией. В США нечто подобное повторилось с наступлением эры холодной войны и накалом антисоветской и антикоммунистической истерии. Само словцо «маккартизм» по имени печальной памяти сенатора Джозефа Маккарти стало нарицательным, сменив пресловутую «охоту на ведьм».
Движущей силой всей деятельности Голоса были не спонтанные благородные порывы, а глубокие сознательные убеждения. Его тоже не мог не задеть пакт, но он понимал всю необходимость и вынужденную закономерность этого шага советского руководства после того, как Мюнхенский сговор распахнул настежь ворота для гитлеровской агрессии в Европе. Не было бы 30 сентября 1938 года, не вошла бы в мировую историю трагическая дата 1 сентября года 1939-го.
Элизабет Бентли ни в чем не сомневалась, никогда не колебалась, ни о чем всерьез не задумывалась, когда жила и действовала за широкой спиной Якова Голоса. Стоило «Мирне» лишиться этой опоры, остаться один на один с реальной действительностью, жестокостью и разочарованиями окружающего мира, подминавшими людей и более крепкой нравственной закалки и моральных устоев, как неизбежно произошло то, что произошло. На беду, никто в этот тяжелый для «Мирны» период не пришел к ней на помощь, не поддержал даже простым словом участия…
Глава 9
Днем 21 июня 1941 года Голосу позвонил Арнольд Финкельберг и с гордостью сообщил, что у него только что от сына Джорджа родился второй внук, которого решили назвать Захари, сокращенно Заком. Старшему внуку — от дочери Минны, живущей с русским мужем, советским гражданином, в Москве, — было почти девять лет. Арнольд видел его совсем крохотным, годовалым, когда нелегально в последний раз приезжал в Москву по секретным комин-терновским делам. Этим внуком был автор этих строк.
Яков от души поздравил старого друга. А через несколько часов узнал уже о вовсе не радостном событии: на его Родину, которой он всегда считал Советский Союз, напала гитлеровская Германия.
Племянник Якова Ральф спустя почти полвека рассказывал Дмитрию Голосу, впервые после 1936 года прилетевшему в США, что дядя еще примерно за месяц до 22 июня говорил ему, что нападения немцев на Россию следует ожидать со дня на день. Племянник потому и запомнил этот разговор, как и то, что, по словам Голоса, война советской страны с оккупантами будет долгой и кровопролитной. Но победу в ней непременно одержит Страна Советов.
Что скрывалось за словами Голоса: наитие, предвидение, интуиция? В какой-то степени и первое, и второе, и третье… Но и только. В основном же — точный анализ международной обстановки в Европе, а также определенная информация. Ныне известно, что американские спецслужбы при всей их тогдашней относительной слабости все же имели в Третьем рейхе в высших эшелонах власти осведомленных информаторов. Достаточно достоверными сведениями о планах Гитлера по отношению к Советскому Союзу располагали и послы США в Берлине, Риме, Хельсинки, Будапеште, Бухаресте. Толика этой информации доходила и до источников Голоса в Вашингтоне.
К сожалению, значительная часть американцев под впечатлением от блистательных побед вермахта в Европе полагала, что Советский Союз, как «колосс на глиняных ногах», падет через 5–6 недель после начала вторжения.
Но это еще полбеды. Имели место странные высказывания ответственных лиц в высших кругах государственных структур. Так, сенатор-демократ от штата Миссури ГарриС. Трумэн на следующий день после нападения Германии на СССР сделал печально знаменитое и циничное (иначе не назовешь) заявление: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают друг друга как можно больше».
Меж тем Трумэн уже тогда был не рядовым, малоизвестным сенатором. Он возглавлял сенатский комитет по наблюдению за производством военной продукции!
[73]
