Эномото и предполагать не мог, что приказ шить мундир именно в Париже и преследовал именно эту цель: подтолкнуть его к встрече с Жюлем Брюне. А если бы он забыл о существовании француза, либо посчитал встречу с ним в своём новом дипломатическом качестве неуместной, то лейтенанту Асикага Томео было приказано, насколько возможно, способствовать этой встрече…
Тем временем почтовая карета всё мчалась и мчалась на север итальянского «сапога». Ещё трижды менялись на станциях лошади, и когда уже ночь раскрыла над Апеннинами свой чёрный бархатный купол, кучер сжалился над утомлёнными пассажирами. Остановив взмыленных коней во дворе пятого по счёту заезжего дома, кучер выкрикнул слово, понятое и без перевода:
— Баста!
На этой станции путников ждал ужин и ночлег.
Эномото сверился с картой, удовлетворённо кивнул головой:
— Как я и предполагал, за сегодняшний день мы преодолели ровно треть пути до Турина. Ещё два дня — и мы в бывшей столице Италии! Там мы пересядем на поезд и далее поедем в гораздо больше комфортных условиях!
Через два дня на третий, прибыв на почтовую станцию Турина, японцы оказались столь вымотанными путешествием, что решили задержаться в местной гостинице, чтобы выспаться и отдохнуть. Правда, предусмотрительный Эномото счёл нужным оставить хозяину распоряжение послать прислугу за билетами на послезавтра — в спальный вагон до Парижа.
Убедившись, что заказанные билеты куплены и доставлены в гостиницу, сопровождавшие японцев сыщики немедленно отбили подтверждающую депешу в Неаполь, и поспешили на заслуженный ими отдых в другую гостиницу.
Электрические сигналы в проводах, прежде чем превратиться в неровные строчки букв, проделали большой путь — сначала в Неаполь, потом, несколько изменившись, в Женеву. Там смысл телеграфного сообщения из Италии, прежде чем оно отправилось в Берлин и Варшаву, изменился уже довольно сильно. И некий мелкий варшавский чиновник, упрятав полученную депешу в особую папочку, отправил в русский Кронштадт совсем другую телеграмму. Эта депеша донельзя огорчила сначала курьера местной телеграфной конторы Осипа Петренко, а следом и… главу Министерства иностранный дел Российской империи, светлейшего князя Горчакова.
— Кондратий Степанович, побойся Бога! — скулил курьер, которому до смерти не хотелось выходить в глухую заполночь на улицу, где свирепый ветер с Финского залива рвал крыши с домов и выл в трубах совсем не по-весеннему. — Какая ж тут срочность у депеши ентой? Ну, ребятёнок бы народился или, скажем, наследствие агромадное кому-то подвалило — ну, тут понятно! Надо идтить — и побежишь. А тут? Купчина пьяный резвится, не иначе! Пишуть про какого-то племянника, ни дна ему не покрышки. Не желает тот племянник ехать туды, а желает сюды… Ну и пусть его — нешто до утра получатель не дотерпит? Кондратий Степанович!
— Осип! Ты меня удивляешь! Депеша под литером «внеочередная», в рупь слово — отправитель деньги уплатил, и нам дела нет, что там писано! А ты ведь экзамен, Осип, в прошлом годе держал на младшего телеграфиста — провалил, правда, но ведь стремился! Как же ты с таким пониманием своего долга должность телеграфиста исполнять бы стал, а? Видно, Бог шельму-то и вправду метит! Бери депешу и ступай, говорю! Доставляй!
Осип, поняв, что никакой отсрочки до утра не выплакать и не вымолить, принялся укутывать тощую шею в поднятом воротнике шинелишки башлыком.
— Полтора часа, как полночь пробило, — бормотал он. — Гляди-ка, срочная кака депеша! Ну, срезал меня почмейстер на екзаменте том — так что же? Всё одно лучше меня географию расейскую никто не отбарабанил, все признали! А тут? Не желает, видите ли, ехать племяш беспутный в Полоцк, а едет в Таганрог. Где на карте Полоцк, а где Таганрог? То-то, пьяный в зюзю купчина тешился, а люди тут страдай!
— Шагай живее, страдалец, — начал не на шутку сердиться телеграфист. — Я вот утром-то начальству доложу, что ты на цельную половину часа доставку «внеочередной» задержал! Погляжу тогда на тебя, географ хренов!
Добравшись до места проживания адресата в каких-то четверть часа — слава богу, Кронштадт невелик! — Осип приготовился долго колотить в парадную двухэтажного особняка, а потом терпеливо убеждать прислугу отпереть двери в глухую ночь. Однако ночного курьера будто бы ждали: после первых же ударов по двери из-за неё послышалось ворчливое: «Кого нелёгкая носит?»
— Телеграмма господину Крапивину, из Варшавы…
Загремели замки и запоры, и лишь в последний момент, перед тем как распахнуть дверь, прислуга посветила в смотровое окошко фонарём: точно ли телеграфный курьер? Фуражка с кокардой, на которой были выбиты две скрещенные молнии, убедила. И дверь распахнулась.
— Давай свою книгу, болезный! Распишусь сам, а барина будить не стану.
Повеселевший Осип охотно протянул открывшему дверь слуге разносную книгу, вручил конверт со сложенным особым манером телеграфным сообщением, и, не удержавшись, по-извозчичьи попросил строго запретное в почтовом ведомстве:
— На чаишко бы с вашей милости. Погоды-то эвон какие: ветрище просто с ног сдувает!
— Получи двухгривенный, страдалец! — слуга сунул Осипу монету и недвусмысленно распахнул входную дверь: выметайся, мол!
А Осип, которому неохота было снова выходить на стылую улицу, медлил:
— Слышь, мил-человек, а барин-то твой кто будет? Из купцов али как?
— Из купцов, из купцов, — скривил губы «мил-человек». — Ты давай, шагай, не студи фатеру-то! Дай двери закрыть…
Поправив башлык, Осип, поджавшись, мелкими шашками побежал обратно в телеграфную контору, с горечью и грустью размышляя о том, что не привёл вот Господь его родиться в купеческой семье. Или, скажем, в семействе большого почтового начальника — нешто он бегал бы вот этак-то, ночами, разнося дурацкие телеграфные депеши?!
Между тем «дурацкая» депеша из Варшавы дала основание прислуге разбудить барина «из купцов»:
— Ваш-бродь, депеша из Варшавы! — бережно потряс барина за плечо прислужник. — И заканчивается словами: «Хвала господу нашему». Ваш-бродь…
— Да встаю уже, встаю, — застонал, заворочался барин — не из купцов, конечно, а из секретных чиновников одного из департаментов МИДа. — Точно там — «Хвала Господу нашему»? Или просто — «Хвала Господу?»
— Нашему, ваш-бродь!
— А-а, ну сейчас!
Очень сильно удивился бы курьер Кронштадтской телеграфной конторы Осип, если бы увидел дальнейшие действия получателя срочной телеграфной депеши. Прочитав и перечитав текст, «барин» накинул тяжёлый халат и проследовал в особую комнату особняка, где был установлен… новейший приёмо-передающий телеграфный аппарат. Включив и настроив его, «барин» отбил положенный на нынешнее число пароль, и, поминутно сверяясь с текстом телеграммы из Варшавы, отправил свою депешу единственному адресату на другом конце провода — светлейшему князю Горчакову.
Таким образом, по прошествии следующего часа, депеша со срочным сообщением из Неаполя была доставлена получателю.
