Толпы народа запрудили улицы британской столицы, когда русский император в открытой коляске проследовал из порта в королевский дворец. Толпы англичан сопровождали его и во время многочисленных парадных выездов. Виктория лично встретила императора у входа в Виндзорский дворец и сопровождала его во всех поездках. Александр по приглашению лорда-мэра Лондона посетил знаменитый Хрустальный дворец английской столицы, где слушал исполнявшуюся в его честь известную британскую кантату «Дом, милый дом».
Военный парад в его честь 19 мая русский император принимал верхом на лошади — к восторгу многотысячной толпы. На следующий день «Штандарт» должен был увезти Александра II в Россию.
Прощаясь поздно вечером того же дня с дочерью, он вдруг припомнил, что практически не видел на лондонских улицах вооружённой охраны. И что местные полицейские, экипированные только дубинками, легко сдерживали весьма деликатный натиск тысяч людей, желавших посмотреть на русского царя поближе. По донесениям заграничной службы Охранного отделения Департамента полиции, Александр знал, что в Лондоне есть немало личных его врагов, в том числе и здешних польских эмигрантов, отнюдь не питающих к нему тёплых чувств. Знал, был внутренне готов — и вот теперь констатировал, что за всё время визита не было ни одной попытки покушения…
Дочь Александра, герцогиня Эдинбургская, выслушав высказанные отцом слова удивления по этому поводу, вздохнула:
— Милый papa, англичане, насколько я успела понять, слишком любят свою королеву, чтобы, причинив зло её гостю, огорчить и обидеть её…
Александр, в свою очередь, тоже вздохнул:
— Из этого я делаю вывод, дочь моя, что мои подданные любят своего государя несравнимо меньше, чем чопорные британцы свою королеву. Да, Россией управлять не сложно, однако совершенно бесполезно!
[29]
Программа визита была выполнена. Александр даже сумел, не привлекая к этому особого внимания, открыть в «Bank of England» некий счёт на солидную сумму. Это и было тайной дополнительной целью нынешнего визита — подстраховаться на случай острых политических ситуаций в России, частенько заставляющих его менять курс либеральных реформ на политику «закручивания гаек». К тому же по возвращению в Россию, император планировал подписать крайне непопулярный для него документ — указ об официальном своём признании детей, прижитых им от княгини Долгорукой, о даровании им титула светлейших князей Юрьевских. Александр в полной мере отдавал себе отчёт: случись что с ним — его возлюбленная и их дети буквально пойдут по миру. Этого он допустить не мог!
Отдав последние распоряжения насчёт завтрашнего отплытия и сердечно попрощавшись с дочерью, император вернулся в кабинет своей резиденции, где Горчаков, предельно уставший за последние месяцы, успел мирно задремать в своём кресле. При звуке шагов императора канцлер встрепенулся, открыл не по-старчески ясные голубовато-серые глаза, сделал попытку подняться. Александр удержал его за плечи, уселся напротив, ласково улыбнулся:
— Вижу, вижу, что ты изрядно устал, светлейший! Я тоже, признаться, устал. Погоди, мой старый друг! Вот вернёмся домой, закатимся в нашу Ливадию.
— Некогда отдыхать, государь! — тут же возразил Горчаков, недовольно дёргая шеей в высоком жёстком воротнике парадного мундира. — Да и вам, полагаю, раньше середины следующего месяца с Ливадией погодить следовало бы, ваше величество…
— Отчего же? — удивлённо замигал император. — Отчего мне-то годить, Александр Михайлович? Тебе по рангу положено без устали трудиться, пока ты неустанно, в поре лица всей российской дипломатией управляешь. А я, дорогой мой канцлер, нынче весной за всю Европу, кажется, потрудился!
— Совершенно верно, государь! Но кое-что и несделанным осталось. Изволите ли помнить, ваше величество, что я в Лондоне с графом Орловым, нарочно сюда приехавшим из Парижа, несколько приватных бесед имел? Так вот, дело касалось японского посланника, едущего в Россию и во Франции неожиданно зажившегося.
— Ах да, да! Теперь припоминаю — ты говорил мне о нём… Ещё в начале года, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно, государь, в марте-с. Я имел честь докладывать вам, что японским микадо кандидатура посланника одобрена, с нашим протоколом согласована. А также то, что Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии отправился в Россию морским путём. В апреле из Неаполя мне донесли, что японец наконец прибыл, однако неожиданно для всех поехал не в Россию, а во Францию.
— Ты ничего не говорил мне об этом, господин канцлер! — нахмурился Александр. — Что означает сей японский демарш?
— А вы вспомните, государь: планируя расписание ваших встреч на ближайшие месяцы, я докладывал вашему величеству, что конец апреля — начало мая сего года представляется мне неудобным для вашего визита и в Штутгарт, и в Лондон. Ожидая прибытия японского посланника господина Эномото в Петербург в это время, я имел в виду требования международного протокола о сроках приёма вашим величеством от него верительных грамот. Когда выяснилось, что сей господин направился в Париж, потребовалось доподлинно выяснить причины задержки его прибытия. Возникла некоторая неафишируемая дипломатическая пауза, во время которой требовалось определить: либо перенести процедуру аккредитации на более поздние сроки, либо направить японскому императору ноту о неприемлемости и оскорбительности задержки как таковой. Поэтому я и не докладывал вашему величеству о господине Эномото.
— И что же этот господин поделывает всё это время в Париже, ставшем с некоторых пор гнездовьем всего антирусского? Ставшим неиссякаемым источником пасквилей в адрес дома Романовых? В приюте врагов нашего престола?
— Точно так же рассуждал и я, государь! И признаться, уже подготовил соответствующую ноту императору Мэйдзи. Однако полученные из Парижа сведения, лично подтверждённые нашим посланником во Франции, графом Орловым, рассеивают все подозрения относительно возможной тайной подоплёки неожиданной задержки японского посланника. Сей ларчик открылся просто, государь, — Горчаков хихикнул, покрутил головой. — Чин вице-адмирала господину Эномото присвоен в самом спешном порядке, для чего потребовалось вносить на утверждение японского правительства изменения в Табель о рангах. Изменения внести там успели, а вот придумать и пошить мундир — увы! И отбыл посланник из Японии без мундира вице-адмирала. Между тем протокол вручения верительных грамот в этом отношении весьма строг…
— Ты хочешь сказать, Александр Михайлович, что он заехал в Париж построить себе мундир? И только-то?
— Точно так, государь!
— И это единственная причина его задержки?
— Во Франции мои люди с господина Эномото глаз не спускали, ваше величество! Могу сказать с уверенностью: да, это единственная причина! Никаких контактов японца с врагами России и нашего престола не замечено!
— Ну, тогда простим ему это маленькое нарушение протокола визита, господин канцлер! — улыбнулся Александр. — Надеюсь, французские портные не слишком задержат японца, и я увижу его в первой половине июня. Признаться, и он сам, и его страна мне весьма интересны. Европа и напыщенность здешних королевских дворов меня давно уже изрядно утомили. Надеюсь, хоть японский посланник внесёт в нашу дипломатию какую-то свежую азиатскую струю…
