— Хм… А если японский вельможа велит слуге спрыгнуть в пропасть, на верную смерть? У господина тоже нельзя поинтересоваться причиной такого распоряжения?
— Верный слуга спрыгнет без вопросов. Если господин мудр, он не отдаст такой приказ просто так.
Офицер немного подумал и покачал головой:
— Получается, что повиновение и исполнение приказов у вас на родине всё же не слепое. Слуга должен быть предан, господин мудр…
— Наш мир, в котором мы живём, всегда гармоничен. Но эта гармония может быть скрытой, её нужно уметь разглядеть… Но давайте завершим наш разговор на эту тему, Берг! Простите меня за то, что сделал вас поверенным в своих мрачных размышлениях. Обещаю вам, что этого не повторится!
— Может быть, я когда-нибудь и проникнусь вашей философией, господин Эномото. Но прошу вас, не давайте мне подобных обещаний! В России истинные друзья всегда готовы прийти на помощь! И кому, если не другу, можно рассказать о своих сомнениях, поделиться как тяжёлой ношей, так и горем! Знаете, есть даже поговорка: истинный друг познаётся в беде! Вы всегда можете рассчитывать на меня, Эномото!
— Благодарю вас, Берг! Не обещаю, что сразу смогу привыкнуть к этому вашему обыкновению — но очень его ценю, поверьте! Но… наш кучер уже проявляет признаки нетерпения, друг мой! Позвольте отдать ему распоряжение о цели нашей поездки?
— Разумеется! Куда вы желаете поехать нынче?
— Не поехать ли нам в Петропавловскую крепость?
— Да ради бога! Вы гость нашей страны, гость высокопоставленный, обласканный нашим государем — поезжайте куда хотите!
Подняв набалдашником трости верхнее окошко, Эномото бросил кучеру короткое распоряжение и повернулся к собеседнику:
— Едем в главную русскую тюрьму, Берг!
— Как прикажете… Газеты, кстати, писали, что вы уже посещали Петропавловскую крепость с государем. И опять туда собрались.
— Мы с его величеством послушали в крепости фортепианный концерт — я и не думал, что там такая великолепная акустика! Полюбовались ботиком вашего великого царя Петра, которого в России считают отцом русского флота. Мне посчастливилось побывать и на Монетном дворе — говорят, что постороннему попасть в эту сокровищницу России невозможно! Государь даже подарил мне золотую монету, только что отчеканенную, ещё горячую, — Эномото вытянул из-под ворота одежды висящую на цепочке монету, показал собеседнику. — По правде говоря, в тот раз я больше хотел посмотреть самую страшную, как говорят, тюрьму России…
— Брр, от одного её названия мороз по коже, — покрутил головой Берг. — Это тюрьма для политических, государственных преступников. Зачем она вам? Впрочем, — махнул рукой Берг. — Если уж вы себе в головушку свою японскую втемяшили… Да, и что государь? В газетах ничего о посещении Равелина не писали.
— А мы туда в тот раз так и не попали. Его величество объяснил это нехваткой своего времени. Правда, мне показалось, что русскому императору просто неприлично посещать такие заведения. Однако министр двора, господин Адлерберг, тогда заверил меня, что отдаст специальное приказание, чтобы меня допустили в тюрьму Трубецкого бастиона в любое время, когда я пожелаю…
— Что ж, проверим, — с сомнением покачал головой офицер.
По дороге Берг продолжал размышлять о японском этикете и с досадой думал о том, что с любым соотечественником, да и с европейцем, пожалуй, он давно бы перешёл на «ты» и предложил бы обращаться друг к другу дружески, по имени. Но с японцем всё было иначе: явно выделяя Берга среди прочих своих новых знакомых в России, Эномото продолжал «держать дистанцию» даже на дружеских пирушках, куда Берг неоднократно приглашал своего иноземного друга.
Вскоре ободья кареты посланника загрохотали по булыжникам Петровского моста
[42], и перед аркой ворот Иоанновского равелина лошади встали.
Берг, опустив окно кареты со своей стороны, крикнул караульному:
— Его высокопревосходительство Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии к коменданту крепости!
Тяжёлые ворота медленно, словно нехотя, распахнулись, на подножку вскочил караульный офицер, показывая дорогу. Карета проехала мимо артиллерийского цейхгауза, Петропавловского собора и остановилась у подъезда комендантского дома. Караульный офицер соскочил с подножки, откозырял поджидающему на крыльце адъютанту коменданта крепости Корсакова.
— Прошу, ваше высокопревосходительство! — адъютант распахнул обе половинки дверей, покосился на Берга. — А вы, господин. Не имею чести быть знакомым — очевидно, вы по министерству иностранных дел? Его высокоблагородие генерал от кавалерии Корсаков, комендант крепости, не будучи заранее предупреждён о времени вашего визита, сейчас будет. Прошу пока в приёмную его высокоблагородия!
Ждать коменданта долго не пришлось. За дверью вскоре послышалось мелодичное перезвякивание шпор, и появился Николай Андреевич Корсаков. Услыхав просьбу посла, радости генерал не высказал и даже чуть сдвинул кустистые брови. Однако полученное им от министра двора распоряжение насчёт разрешения на посещение тюрьмы для государственных преступников было, по всей видимости, однозначным, и возразить комендант не решился. Берг, также не испытывающий радости от столь необычной экскурсии, чувствовал удовольствие хотя бы в том, что догадался сегодня отправиться на прогулку в статском платье. Генерал, как и его адъютант, был уверен, что с послом может быть только какой-то чин из МИДа: вряд ли младший офицер гвардейского сапёрного батальона удостоился бы генеральского внимания и разрешения на посещение тюрьмы.
— Да, конечно… Просьба, конечно, необычная — но не смею, как говорится, возражать, господа. Я провожу вас непосредственно к смотрителю тюрьмы, а по дороге коротко познакомлю с нашей, так сказать, узилищной историей-с.
Генерал повёл гостей вдоль Екатерининской куртины.
— Раньше, собственно, арестанты содержались в этих куртинах, опоясывающих крепость, да в одноэтажном здании цехов Монетного двора у стен Трубецкого бастиона, — отрывисто, словно выученный урок, рассказывал Корсаков. — Это было весьма неудобно для распределения охраны, и в конце 60-х годов я вошёл в главное инженерное управление с предложением приспособить под тюремные нужды казематы этого бастиона. В результате моего обращения внутренние стены Трубецкого бастиона разобрали, и в этом месте по проекту двух военных инженеров было построено пятиугольное здание новой тюрьмы. Официально она называется Арестантскими помещениями Санкт-Петербургской крепости.
— Здание, как вы изволите видеть, двухэтажное, — продолжал генерал, остановившись у входной арки с полосатой деревянной будкой часового. — Внутренний двор предназначен для прогулок заключённых. Там же имеется баня, кою арестанты посещают дважды в месяц. В здании, кроме камер, имеются караульные помещения. Там же расположена и квартира смотрителя. Имеете намерение заглянуть в камеры, ваше высокопревосходительство? — неожиданно Корсаков в упор поглядел на Эномото.
