— Вот как? Случайной? — понимающе улыбнулся Эномото. — Что ж, тогда мне, действительно, остаётся только согласиться с вами, ваше высокопревосходительство: мир действительно тесен! Ну а что касается господина Асикага, то у него, как я уже имел удовольствие сообщить вам, свой круг вопросов. И полная служебная автономия.
Встретившись взглядом со Стремоуховым, Эномото вдруг совершил неожиданное: показав глазами на сидящего рядом переводчика Уратаро Сига, одновременно приложил палец к губам и чуть заметно покачал головой.
— Понятно, — протянул Стремоухов и начал собирать разложенные на столе перед ним вырезки и документы. — Если я правильно понимаю вас, господин вице-адмирал, то японская сторона, получив от нас новое предложение относительно территориального размежевание, желает получить тайм-аут. То бишь время, необходимое для доведения нашего предложения до правительства Японии. Плюс время, потребное для составления полного реестра зданий и сооружений на юге Сахалина — чтобы сделать разговор о возможной компенсации более предметным.
— Так и занесём в наш протокол! — поклонился Эномото. — Полагаю, что трёх месяцев для нашей вынужденной дипломатической паузы будет вполне достаточно.
Все поднялись из-за стола, обменялись церемонными рукопожатиями и поклонами. Провожая японскую делегацию, Стремоухов затеял с вице-адмиралом Эномото непринуждённую беседу о достопримечательностях Северной столицы России. Поняв, что главы делегаций желают побеседовать с глазу на глаз, сопровождающие их помощники откланялись и удалились.
Решив, что приглашение японца в свой кабинет придаст дальнейшему разговору ненужную официальность, Стремоухов увлёк собеседника к ближайшему эркеру
[46], наполовину задрапированному тяжёлыми портьерами.
— Итак, господин Эномото? Вы что-то имели мне сообщить с глазу на глаз?
— Ну, скорее, я не желал продолжать разговор о господине Асикага Томео при свидетелях, — поклонился японец. — Вы позволите мне несколько уточняющих вопросов, господин директор?
— Разумеется! И с удовольствием отвечу на них, если смогу, — тонко улыбнулся Стремоухов.
— Господин Асикага в нашем посольстве действительно имеет полную служебную автономию. И не отчитывается мне в своих действиях — лишь ставит меня о некоторых из них в известность, — начал Эномото, тщательно подбирая слова. — И, упомянув о его служебной командировке в Голландию, я вовсе не желал ввести вас в заблуждение, господин Стремоухов. Я лишь повторил то, что господин Асикага счёл возможным мне сообщить… Его действительно видели в Париже?
— Совершенно верно, господин вице-адмирал! Ошибка исключена: сотрудник министерства Веклер хорошо знает в лицо всех аккредитованных в Петербурге иностранных дипломатов.
— А насколько случайной была упомянутая вами встреча в Париже, ваше высокопревосходительство? Вы, разумеется, можете не отвечать на сей не совсем тактичный вопрос, но мне очень желательно знать правду. Вы не пожалеете о своей искренности, уверяю вас, господин Стремоухов!
— Гм… Вы вынуждаете меня признаться в том, что за вашим коллегой осуществляется негласный присмотр? Если бы дело обстояло так, моя откровенность могла бы мне дорого стоить, господин Эномото! Особенно если учесть большую личную приязнь к вашей персоне со стороны государя императора, — тон у директора департамента был вполне шутливым, улыбка широкой, но глаза оставались серыми и колючими. — Поэтому давайте будем рассматривать ту парижскую встречу как случайную!
— Хорошо, пусть так. В любом случае я намерен сейчас кое-что сообщить вам, господин Стремоухов. Вы можете использовать то, что я скажу вам, — но без ссылки на источник получения информации. Во всяком случае, я везде и всегда в дальнейшем буду отрицать сам факт нашего нынешнего разговора.
— Понимаю вас, и заверяю, что буду максимально корректен. Итак, господин Эномото?
— Начну с вполне очевидного: вас явно не устраивает на начавшихся переговорах их темп. Я прав?
— Не могу с вами не согласиться: учитывая давность решаемого по Сахалину вопроса, российская сторона желала бы иметь больший прогресс в переговорах.
— Поверьте, господин Стремоухов: я такой же патриот моей страны, как и вы — своей. И так же, как и вы, имею перед своим правительством весьма жёсткие обязательства. Иначе говоря, мы с вами играем по правилам, которые придумали, к сожалению, не мы. И не мы в силах изменить эти правила. Скажу вам больше: я имею полномочия сделать российской стороне вполне конкретные предложения по Сахалину. Предложения, которые, смею надеяться, вполне могут устроить Россию. Но я связан временными рамками, господин Стремоухов: эти предложения я имею право вынести на обсуждение лишь по прошествии определённого времени. Или по прямому указанию своего правительства.
— Понимаю вас, господин вице-адмирал. И скажу больше: я с пониманием отношусь к вашей роли в нынешних переговорах.
— Благодарю вас. Что же касается господина Асикага, то его роль в нынешних переговорах не ясна и мне самому. Пожалуйста, поверьте! Многого, как я уже вам сказал, я и сам не знаю. А о том, что знаю наверняка — к сожалению, не могу говорить. Скажу одно как его непосредственный прямой начальник, господин Асикага — враг России. И противник переговоров, которые мы сейчас с вами ведём.
Помолчав, Эномото посмотрел Стремоухову прямо в глаза:
— Вы можете сказать мне, чем занимается в Париже господин Асикага?
— Не всё, господин Эномото: прошу вас также понять меня правильно. Достаточно ли будет того, что господин Веклер, наш сотрудник, зафиксировал факт отправки Асикага телеграфной депеши необычного содержания? причём не в Токио, как можно было бы предположить, а в город Кагосиму.
— А вашему сотруднику не удалось — совершенно случайно, разумеется, — ознакомиться с текстом этой депеши? Либо узнать имя адресата?
— Хм… Наш сотрудник, насколько я знаю, стоял у окошка, где производится приём международных телеграмм. А у господина Асикага проблемы с французским языком. Поэтому телеграфный служащий, желая записать текст депеши как можно точнее, вслух повторил её содержание. Депеша была адресована некоему торговцу тканями в Кагосиме. И речь шла о закупках каких-то тканей — вот всё, что я знаю, господин вице-адмирал! Веклеру показалось необычным то, что лейтенант японской армии и сотрудник дипломатической миссии занимается в Париже предметом, столь далёким от выполнения своих непосредственных обязанностей.
— Кагосима, если вы не знали этого до сих пор, господин Стремоухов, является штаб-квартирой военного министра Японии. Асикага — его человек. Поэтому я не сомневаюсь в том, что на самом деле телеграфное сообщение было отправлено именно ему. Не сомневаюсь также и в том, что депеша содержала зашифрованное сообщение. Причём настолько важное, что господин Асикага не рискнул отправлять его из Петербурга…
